Валет червей
Шрифт:
— И еще труднее найти большего француза, чем мой отец, — улыбнулась ей я. — Вот видишь, я смешанной национальности. Я люблю Эверсли. Мне здесь нравится… Но мой муж был французом, и мои дети — французы. Именно там мой дом.
Вздохнув, она сказала:
— Иногда мне становится очень грустно. Знаешь, мы с твоей бабушкой были очень близки.
— Разумеется, знаю.
— И мне ее ужасно не хватает.
— Понимаю. Но у вас есть Дикон. Ее лицо осветилось улыбкой.
— О да, Дикон. Больше всего мне хотелось бы видеть его полностью счастливым.
— Да, я знаю. Она обожала его.
— Он просто чудесный человек. Прошло уже много лет с тех пор, как умерла бедняжка Изабел. Люди считают странным, что он до сих пор ни на ком не женился.
Во внезапном порыве гнева, который, случалось, вызывало во мне упоминание о Диконе, я произнесла:
— Возможно, просто не поступало достаточно выгодных предложений. У него были Эверсли, Клаверинг, и, насколько я понимаю, он много получил и через Изабел…
Сабрина не менялась. В ее глазах Дикон был выше всякой критики, и она не замечала осуждающих его слов, даже если они были высказаны достаточно прямо.
— Я знаю, почему он так и не женился, — сказала она.
— Ну, у него уже есть двое сыновей. Это ведь одна из причин, по которым женятся амбициозные люди, не так ли?
— Я вспоминаю те давние дни, когда ты была ребенком и ездила к нам в Клаверинг, — ты помнишь? Вы с ним всегда были неразлучны.
— Я помню. Это начало происходить после того, как моя мать унаследовала Эверсли.
— Он так любил тебя. Да и все мы тебя любили. Он не говорил ни о чем, только о Лотти… о своей маленькой Лотти. А ты… для тебя он был солнцем, луной и звездами — целой вселенной.
— У детей бывают всякие фантазии.
— Очень хорошо, когда они сохраняются на всю жизнь.
— Дикон знает, что исчез мой кровный брат. Это произошло некоторое время тому назад. Его тело так и не нашли, но, принимая во внимание ситуацию во Франции, следует предположить, что его убили. Мой отец — очень богатый человек, я слышала, что он один из самых богатых людей Франции. В свое время наследство перейдет к Шарло, но сначала, после смерти моего отца, оно достанется мне…
Она озадаченно посмотрела на меня.
— ..Дикона весьма заинтересовало наше поместье. Я никогда не забуду, как он приезжал сюда, в Эверсли. Он был просто ошеломлен, так как здешние владения гораздо больше, чем Клаверинг. Насколько я понимаю, Обинье обладает гораздо более высокой ценностью, чем Эверсли, так что в нем вновь вспыхнула чувство ко мне.
— Он восхищался Эверсли. Ну, конечно же. А как могло бы быть иначе? Но любил он тебя, Лотти. Это правда. Он никогда не переставал любить тебя. Я думаю, что временами он чувствует себя несчастным. Ты же знаешь, что для меня в жизни нет ничего важнее, чем видеть его счастливым.
— Я знаю об этом, — ответила я. — Сабрина, должно быть, вы — самая преданная в мире мать. Улыбнувшись, она сказала:
— Ну, я не даю тебе спать, а ты, наверное, очень устала. — Она поднялась. — Спокойной ночи, дорогая. Как чудесно, что ты приехала. Мы собираемся сделать все, чтобы не отпустить тебя обратно, Лотти.
У самой двери она приостановилась.
— Кстати, ты помнишь бедную Гризельду?
— Конечно. Она сохраняла комнаты Изабеллы в том же виде, в каком они были в момент ее смерти — . Она была немножко ненормальной.
— Она невзлюбила Дикона и распространяла о нем и Изабел самые невероятные истории. Она страшно ревновала всех, кто вставал между ней и Изабел.
Мы пытались это пресечь, но она была слишком старой… выжившей из ума. Все вздохнули с облегчением, когда она умерла.
— Значит, она умерла?
— Да, уже прошло лет пять. Те комнаты долго приводили в порядок, и теперь они стали похожи на остальные комнаты.
— Значит, вы говорите, — пробормотала я, — все вздохнули с облегчением…
Она приложила пальцы к губам и послала мне воздушный поцелуй.
— Спокойной ночи, дорогая Лотти. Приятных сновидений. Не забывай о том, что мы собираемся сделать все, чтобы удержать тебя здесь.
Как сказала Клодина, мы были слишком возбуждены, чтобы уснуть в эту ночь.
В Эверсли я была счастлива. Я знала, что, когда уеду, мне будет очень недоставать его. Было что-то в этих зеленых лугах и майском солнце, что принадлежало самой сути Англии, что не было похоже на весь остальной мир. Мне нравилось даже то, что солнце могло внезапно скрыться за тучами, и если мы были на прогулке, то должны были искать укрытие от внезапно налетевшего дождя.
Был уже конец мая, но в этом году апрельские дожди, похоже, затянулись, как никогда. Зеленые изгороди были сплошь покрыты цветами, и мне припомнилось, как в детстве мать учила меня плести из них венки. Я вспоминала названия растений, таких, как сердечник, рядвенец и лапчатка. Я много ездила верхом с Диконом и мальчиками. У нас образовалась веселая компания.
Иногда вместе с нами выезжала в экипаже Сабрина, мы отправлялись в какой-нибудь красивый уголок и устраивали там пикник. Мы ездили и к морю, но я чувствовала себя хорошо только вдали от него; море напоминало мне, что в стране, находящейся всего в двадцати милях отсюда, мой отец считает дни, остающиеся до нашего возвращения. Море напоминало мне о временности моего пребывания здесь, в то время как с каждым днем мне все больше и больше хотелось остаться.
Я желала бы забыть, что Дикон более всего любит власть и деньги, что он женился на Изабел из выгоды и что ее верная нянька обвиняла его в убийстве. Хотя в Эверсли царило счастье, здесь были и свои темные стороны. Я часто задумывалась об Изабел, о тех бесконечных месяцах, в течение которых она ожидала рождения детей, а они так и не появлялись на свет, и о тех двух, из-за которых она умерла. Как, должно быть, она боялась, бедная Изабел! Казалось, в самые спокойные, а иногда даже и в самые счастливые моменты, ее тень вставала у меня за спиной.