Валис. Трилогия
Шрифт:
В этот день они ужинали вместе.
– Где ты живёшь? – спросил Херб Ашер девочку. – У тебя есть семья? Родители?
– Официально, – сказала Зина, – я препоручена заботам государственной школы, той, куда мы ходим. Но практически теперь обо мне заботится Элиас, он уже оформляет попечительство.
– Мы, трое, одна семья, – сказал, с аппетитом прожевав очередной кусок, Элиас. – А теперь с нами и ты, Херб.
– Я подумываю вернуться в свой купол, – заметил Херб. – В систему CY30–CY30B.
Глядя на него, Элиас застыл с нацепленным на вилку
– Мне здесь неуютно, – сказал Херб; его чувства, хоть и сильные, всё ещё оставались неясными. – Здесь всё как–то давит, там гораздо больше чувствуешь свободу.
– Свободу валяться на койке и слушать Линду Фокс? – резко спросил Элиас.
– Нет, – покачал головою Херб.
– Эммануил, – вмешалась Зина, – ты совсем запугал его своими разговорами об огне и битых горшках. Ему вспомнилась эта библейская история про казни египетские.
– Я хочу домой, – упрямо сказал Херб.
– Ты скучаешь по Райбис, – догадался Эммануил.
– Да.
И это было правдой.
– Её там нет, – напомнил Эммануил; он ел медленно и серьёзно, тщательно прожёвывая кусок за куском. Можно подумать, подумал Херб, что исполняется некий торжественный ритуал. Нехитрое дело насыщения организма возводилось в ранг священнодействия.
– Ты можешь её вернуть? – спросил он Эммануила.
Мальчик продолжал есть; казалось, он ничего не услышал.
– Так что же, – горько спросил Херб, – у тебя нет ответа?
– Я здесь не за этим, – сказал Эммануил, вытерев губы. – Она понимала. Не слишком важно, поймёшь или нет ты, но было важно, чтобы поняла она. И я сделал, чтобы она поняла. Ты это помнишь, ты был там тогда, когда я рассказал ей о грядущем.
– Ясно, ясно, – кивнул Херб.
– Она живёт теперь в ином месте, – сказал Эммануил. – Ты…
– Ясно, – повторил Херб, еле сдерживая душивший его гнев.
– Ты, Херберт, не совсем осознаёшь сложившуюся ситуацию. – Эммануил говорил медленно и спокойно, обращаясь прямо к Ашеру. – Я борюсь не за то, чтобы мир был хорошим или справедливым, или приятным для глаза. На кону стоит существование вселенной. Конечная победа Велиала означает не закабаление рода человеческого, не продолжение рабства, но несуществование. Без меня не будет ничего, даже созданного мною Велиала.
– Да ты ешь, ешь, – мягко заметила Зина.
– Могущество зла, – продолжил Эммануил, – состоит в исчезновении реальности, прекращении бытия. Это медленное ускользание всего сущего, пока оно не превратится, подобно Линде Фокс, в фантазм. И этот процесс уже пошёл. Он пошёл от изначального падения. Часть мироздания отпала. Содрогнулась сама Божественность. Ты способен осознать это, Херб Ашер? Сотрясение Основ Бытия? Постижимо ли это для тебя? Возможность, что угаснет сама Божественность – постижима ли она для тебя? Ибо Божественность это всё, что стоит между… – Он на мгновение смолк. – Ты не можешь себе этого представить, ни одна тварь не может себе представить небытия, тем более – своего собственного. Я должен гарантировать бытие, всё бытие. В том числе и твоё.
Херб Ашер молчал.
– Предстоит война, – сказал Эммануил, – и мы выбираем поле сражения. Стол, за которым мы, Велиал и я, будем играть. Где мы поставим на кон вселенную, бытие самого бытия. Я уже начал этот заключительный акт многовековой войны, я проник на территорию Велиала, в его родные места. Я первым пошёл в наступление. Время покажет, насколько это было разумно.
– Ты можешь предвидеть конечный итог? – спросил Херб Ашер.
Эммануил смотрел на него. Молча.
– Конечно же, можешь, – сказал Херб. Ты прекрасно знаешь итог, понял он. Ты знаешь это сейчас, ты знал, когда проник в утробу Райбис. Ты знал это от начала творения, знал ещё до творения, когда вселенной не было.
– Они будут играть по правилам, – сказала Зина, – по согласованным правилам.
– Значит, – подытожил Херб, – именно поэтому Велиал не напал первым. Именно поэтому ты смог жить здесь и взрослеть эти десять лет. Он знает, что ты здесь…
– Знает ли? – прервал его Эммануил. Молчание.
– Я не сказал ему, – сказал Эммануил. – Я не был обязан, пусть он сам всё разнюхивает. И, говоря о нём, я не имею в виду правительство. Я имею в виду силу, по сравнению с которой правительство – все правительства – лишь бледные тени.
– Он скажет ему в нужное время, – пояснила Зина. – Когда будет в полной готовности.
– А сейчас, Эммануил, сейчас ты уже в полной готовности? – спросил Херб Ашер.
Мальчик улыбнулся. Эта детская улыбка разительно отличалась от сурового выражения, бывшего на его лице секундой раньше. Улыбнулся и ничего не сказал. Да ведь это же для него игра, осенило Ашера. Весёлая детская игра!
Неожиданная мысль повергла его в дрожь.
– «Вечность – ребёнок, забавляющийся игрою в шахматы: царство ребёнка», – сказала Зина.
– Что это такое? – заинтересовался Элиас.
– Не из иудаизма, – неопределённо ответила Зина.
Той его части, которая исходит от матери, всего ещё десять лет, догадался Херб Ашер. А та его часть, которая Ях, вообще не имеет возраста, она – сама вечность. Смесь очень юного и вневременного. Именно то, на что указала Зина в своей загадочной цитате. А может статься, такая смесь совсем не уникальна. Кто–то подметил её прежде, подметил и выразил в словах.
– Ты вторгся в пределы Велиала, – пробубнила набитым ртом Зина, – а вот достанет ли тебе храбрости вторгнуться в мои пределы?
– Это в какие такие пределы? – спросил Эммануил.
Элиас Тейт и Херб Ашер удивлённо воззрились на девочку, а вот Эммануил, похоже, её понял. На его лице не было и тени удивления. Он знает, подумал Херб Ашер, знает, хотя и задал вопрос.
– Туда, где я не такая, какой ты видишь меня сейчас.
В комнате повисла тишина, Эммануил задумался. Он не понимал сказанного Зиной, и его мысли устремились куда–то вдаль. Он, подумал Херб Ашер, обследует бессчётные миры. Всё это было очень загадочно. О чём они говорили?