Валькины друзья и паруса
Шрифт:
— Она говорит, что сама будет следить, чтобы никто не убежал с репетиции.
— Убегают из тюрьмы, — сказал Валька и щёлкнул замком.
Зинка взглянула как-то сразу удивлённо и хитро. И быстро проговорила:
— Ой, Бегунов, ой, какой ты…
— Какой?
Но Зинка уже шла к своей парте и, не обернувшись, покрутила над плечом растопыренной ладонью: такой, мол, странный…
Валька молча подхватил портфель. Зинка сказала:
— Я на хор, наверно, тоже не пойду. Лучше в кино. Выстрел в тумане. Смотрел?
— Смотрел, — соврал Валька. — Дрянь.
Он вышел
Он решил назвать так свой парусник. Шхуну, которую хотел нарисовать среди бегущих волн и рваных облаков — предвестников шторма. Шхуну, а не бригантину. Марсельная шхуна лучше бригантины. Её нижний парус на фок — мачте не заслоняет лёгкого и тугого переплетения снастей, и от этого все паруса кажутся приподнятыми и невесомыми. И судно выглядит стройнее.
Валька три дня думал о паруснике и не брался за карандаш. Боялся спугнуть свою «Легенду». Он знал, что так бывает: сядешь за рисунок раньше времени — и первая неудача прогонит радость.
Но сегодня Валька почувствовал: пора. Валька помчался в раздевалку.
И там он увидел Андрюшку.
Андрюшка, уже одетый, стоял у окна и скучал. Заметил Вальку и сдержанно заулыбался.
«Ждал, — понял Валька. — Целый лишний урок ждал».
Они вышли на улицу. Был тёплый бессолнечный день, и на тротуары косо падал снег. Это с далёкой Атлантики пришёл на Урал влажный ветер, прогнал холод и принёс мягкие снегопады.
— Мы уже сделали крепость, — сообщил Андрюшка. — Почти совсем.
— Угу… — сказал Валька.
— Только ты пять зубцов нарисовал на башне, а получилось четыре.
— Можно и четыре, — сказал Валька. Он думал о том, следует ли рисовать шхуну с поставленным форбрамселем. Если близится шторм, брамсель должны убрать. Но без него парусник будет выглядеть гораздо хуже. Исчезнет его стремительность, его наполненность ветром.
«Оставлю», — решил Валька.
В конце концов, если упущено время и шторм подошёл вплотную, верхний парус не убрать даже при желании. Пока не сорвёт его ветер…
— Валька… — сказал Андрюшка. — Знаешь что, Валька? Нарисуй мне костюм…
— Ага…
— Ну Валька! Ты же не слышишь.
— Какой костюм? — Валька поморщился.
— На ёлку. Для утренника. Пиратский…
— Че-го?
— Пиратский костюм, — тихо повторил Андрюшка. — Как в «Острове сокровищ». Морской.
— Зачем?
— Ну для ёлки же, — с нажимом повторил Андрюшка.
— Да нет, зачем пиратский? Андрюшка… — И чуть-чуть Валька не брякнул: Какой из тебя пират? Как ястреб из цыплёнка. Но не сказал. Только губу прикусил, чтобы не поползла улыбка. Он представил щуплого Андрюшку в широченных сапогах с раструбами, в камзоле с отворотами, в тяжёлых ремнях с громадными пряжками. И пара пистолетов за поясом. И, пожалуй, чёрная повязка на левый глаз… Кар-рамба!
А что! Смешно, но здорово!
— Все одинаковые костюмы делают, — сказал Андрюшка. — Я сперва хотел космонавтом нарядиться, а космонавтов будет двадцать семь! А больше никак не знаю. Балериной, что ли?.. Мама сказала, что, если ты нарисуешь, она костюм сделает. А без картинки не может.
— Нарисую, — согласился Валька. — Только завтра.
— Завтра я приду. А сегодня ты занят?
— Сегодня я чертовски занят, — серьёзно сказал Валька.
Он с порога метнул в угол портфель и шагнул к столу, печатая каблуками мокрые следы. Как тугая струна, пело в Вальке радостное нетерпение. Хорошо, что на столе всегда стоят отточенные карандаши. Хорошо, что стол покрыт новым листом зелёной бумаги — ещё без клякс, царапин и надписей. Первый набросок можно сделать прямо здесь.
Забыв снять пальто. Валька склонился над столом. Дотянулся до карандаша. Подумал секунду и острым грифелем вычертил гибкую линию форштевня. Мысленно он тут же продолжил рисунок до бушприта, лёгкого, словно вскинутое для атаки копьё. А над бушпритом — три узких парусных треугольника: бом-кливер, кливер и стаксель…
…Знания о парусах приходили к Вальке постепенно и незаметно. Отовсюду. Из книжек, где были краткие морские словари. Из журналов, где нет-нет да и мелькнёт снимок учебного барка или экспедиционной шхуны. Из фильмов, где снятые на киноленту модели в точности похожи на большие фрегаты.
Все люди читают эти книги и журналы. И фильмы смотрят. Но тут же забывают сложные названия ветров, снастей и парусов. Ведь главное — приключения.
А Валька не забывал. Он никогда не видел ни моря, ни парусов, но он любил их, как другие любят музыку, стихи или цветы. И умение отличить барк от фрегата или бриг от бригантины приносило Вальке радость. Такая же радость, наверное, бывает у скрипача, если послушен и легок смычок…
Валька радовался и сейчас: знал, что рисунок даст ему много хороших минут.
Он не будет торопиться. Сначала лёгкими линиями наметит корпус шхуны, а потом займётся волнами. Сейчас ему уже не хотелось изображать мерное движение зыби. Он вздыбит позади судна лохматый гребень, раскачает море гривастыми валами, с которых срываются хлёсткие клочья пены. И по тёмным волнам раскидает блики от пробившегося луча.
И потом уже, над неспокойным этим морем, построит Валька лёгкие силуэты мачт с кружевом снастей и стремительной парусиной фор-марселя. С узкими, как клинки, треугольниками кливеров.
Валька зажмурился и увидел свою «Легенду» отчётливо, словно на фотографии. Рисуй, как с натуры.
Но Валька отложил карандаш.
Чего-то не хватало в увиденной картине. Была у этой шхуны какая-то одинокость. Слишком много волн — и слишком маленький кораблик. Летит под ветром куда-то…
Куда? Кто его ждёт?
«Никто», — подумал Валька и понял, что нужен человек.
Человек, который ждёт.
И берег, и волны, которые взлетают у прибрежных камней.
Но какого человека нарисовать на берегу? Взрослых рисовать он почти не умел, да и не интересуют взрослых парусные корабли. Валька нарисует мальчишку. Немного помладше, чем он сам. Мальчишку, который сидит на причальной тумбе и смотрит, как возникает из тумана и волн летящий силуэт парусника.