Вальс Бостон
Шрифт:
– То-то и оно! Как думаешь, почему?
– Ну…
– Вот тебе и ну! Баранки гну! Поднатужся, милок.
– Чтобы человек не приблизился к Богу?
– Хе-хе-хе… К Богу, говоришь, дурья твоя башка! Хе-хе-хе…
Он смахнул застывшую черный глаз слезу.
– Хе-хе-хе,… уморил старика, до слез уморил. Ох, не к Богу, лекарь. Ох, не к Богу!
Несоответствие внешности собеседника вычурности его речи, несуществующий в природе черный цвет его глаз окончательно сбили меня с толку. В голову невольно пришла дикая, почти безумная мысль. Старик легко ее прочел, и это привело
– Да Бог с тобой, лекарь! Это же надо! Чего удумал… При-вратник я. Понимаешь? – при-врат-ник. Нужно же кому-то здесь встречать вашего брата. Приглядывать да учить уму-разуму. Вот и приставили астальды, а уж те… те действительно на короткой ноге…
С кем загадочные астальды на короткой ноге, я так и не узнал. Будто что-то услышав, Горио моментально изменился в лице, нахмурился, стал серьезным.
– Заболтался с тобой… Недосуг мне,… пора… – проворчал он, поднимаясь. Я – вслед за ним.
Ростом старика Бог не обидел – на добрую голову выше меня, шире в кости. От него вдруг повеяло "космическим" холодом, да так сильно, что я сразу ощутил, насколько мы далеки. Оглядев меня единственным глазом с головы до ног и неопределенно хмыкнув, прежде чем войти в дом сказал:
– Поживи пока здесь, осмотрись. Харчи и одежонка найдутся… случись свободная минутка – заскочу, лекарь…
Из домика Горио словно испарился. Его не было ни в спальне, ни в рабочем кабинете с малюсенькой библиотекой, ни в кухне, ни в туалете, ни в ванной комнате. Я понял: искать бессмысленно, точно так же, как пытаться выйти за пределы цветущего сада. Проверил догадку. Точно! Невидимая стена надежно отгородила меня от остального мира. Все та же ячейка, кокон, только теперь чуть побольше. Узнать что-то новое до появления привратника вряд ли удастся. Ведь не случайно в доме нет ни телевизора, ни радио, ни даже простеньких настенных часов.
Зато на дворе светило красно солнышко, а ночь своевременно сменяла день. Стихал ветерок, заметно свежело. На небе когда не было туч, сияли привычные созвездия и проходила свой путь растущая Луна.
Готовил на газовой плите. Жаловаться на рацион не приходилось: вермишель, гречка, рис, – все в пластиковых коробках с притертыми крышками. Картофель, морковь, капуста, лук, чеснок, яйца, мясное и рыбное филе, даже красная и черная икра – в холодильнике. Черный и зеленый чай, ароматный мелкомолотый кофе – в стеклянных банках. Вода из крана, словно родниковая – чистая, холодная, вкусная. Ну что еще нужно? Разве только хлеб! Но вместо него – галетное печенье.
Та же история с одеждой: хлопчатобумажные трусы, футболки, носки появлялись в шкафчике по мере необходимости. Полюбившийся мне шерстяной спортивный костюм "a ля adidas", слава Богу, "не трогали", так же как и легкие кожаные сандалии. Казалось, что все необходимое синтезируется благодаря специально разработанной программе.
С уборкой и стиркой проблем не возникало. Пыль в моем скромном жилище не появлялась, а отходы и грязное белье исчезали сами собой.
В кабинете я нашел небольшое собрание мировой классики. Томики Пушкина, Лермонтова,
Поскучав денек и обследовав свой ограниченный мирок, решил заняться самообразованием. Зашел в кабинет, устроился в мягком велюровом кресле, задрал ноги на деревянный столик, пробежал глазами по книгам. Может, бутафория? Решил достать томик Льва Толстого. С трудом, как бы нехотя, он поддался – "Анна Каренина". В прошлой жизни я не раз пытался этот роман прочесть, но так и не сдюжил. То ли склад ума не тот, то ли интеллекта не хватало. Не знаю. А может, – желания и свободного времени. Зато теперь их в избытке.
Пролистнул страницу, другую: "Все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастливая семья несчастна по-своему…" – и вдруг, нахлынули воспоминания. Попытался их стряхнуть – да куда там! Липнут, как грязь, мажут, как деготь…
Жуткие ночи одиночества и тоски, когда ее призрак смотрел на меня из каждого угла темной, ставшей вдруг мертвой и чужой комнаты. А ведь я узнавал ее по стуку каблучков еще на первом этаже. Как звонко они отзывались в моей душе! Стучали в унисон с моим сердцем! Замирая, ждал, когда ключ прикоснется к замку и войдет ОНА. Принесет – свет, тепло и радость… Родной тембр голоса, неповторимый разрез зеленых глаз, жар любимого тела, спокойное дыхание в ночи… Моя любовь…
Нет! Нет! И еще раз нет! Пришли тоска, печаль, душевная боль и дикая депрессия. Тогда черный мохнатый паук в первый раз вонзил в сердце ядовитое жало, а после того как я случайно застал ее с любовником – паук уже не уходил. Терзал мое сердце, как орел печень Прометея.
Так ли уж несчастлива по-своему? Нет, уважаемый Лев Николаевич, разрешите с вами не согласиться. Кто этот кошмар прошел, поймут меня и поддержат… Ночь без сна, день без света, жизнь без смысла…
В течение недели в моем маленьком мирке ничего не менялось, а потом вдруг разразилась гроза. Да еще какая!
Услыхав первые раскаты, я выскочил на крыльцо и задохнулся от восторга. Синие с красноватым оттенком тучи затянули небо. Многослойные, тяжелые – они наплывали друг на друга, озаряясь отблесками далеких молний, глухо роптали отзвуками грома.
"Гром! Грянул майский гром!" – прошептали губы. Люблю майские грозы, когда от миллионов падающих с небес капель вскипают лужи, воздух пропитан озоном, а по мостовым бегут мутные ручьи. Они отмывают город, а вместе с ним и… душу: от грязи, скверны, лжи. От старых, залежавшихся прошлогодним снегом в дальних уголках обид.
Но вместо дождя в мой тихий мирок прилетел шквал, нет – буря! В цветущий сад ворвался ветер-убийца. Безжалостно гнул деревья, поднял, закружил метель яблоневого цвета. Сразу потемнело. Небеса вдруг разверзлись, раскололись, рассеченные яркой вспышкой молнии, с грохотом обрушились струями воды и града. Ветер, подхватив их, стал швырять в лицо.
Я невольно сделал шаг назад: вначале показалось, что ударился спиной о косяк двери. Резкая боль обожгла позвоночник, затылок. Мир перед глазами поплыл. Листки яблони, капли воды и крупицы льда жалили, словно осы.