Вальс Бостон
Шрифт:
Вновь узкие ровные улочки старого города, вдалеке, на вершине горы, виднеется полуразрушенная крепость. Засмотревшись, чуть не угодил под машину. Резкий сигнал заставил от-скочить в сторону. Перед входом в красный кирпичный дом увидел вывеску: "Оттонуполис – почта". Все-таки – Греция!
Ближе к центру – новый город: асфальт, трех- и пятиэтажные дома, разноцветные рекламные щиты, стало больше машин, с летних площадок ресторанчиков зазывно звучит музыка. В часы дневного зноя улицы малолюдны, посетителей немного. Не-сколько парочек в тени зонтов не спеша потягивают из высоких стаканов с кусочками льда прохладительные напитки.
Подошел к ресторану
Вот бар намного скромнее – "Веселый дельфин". Открыл дверь, мелодично зазвенел подвешенный на хвосте деревянного дельфина серебряный колокольчик. Всего четыре столика жмутся к стенам, на них голубые обои с изображением морских рыб, дельфинов и осьминога. К счастью, посетителей нет. Подошел к стойке, протянул бармену все свое "состояние", показал рукой, что хочу есть. Гладко выбритый, благоухающий цветочным одеколоном красавчик, презрительно ухмыльнувшись, словно милостыню, подал мне блюдце с бутербродом и стакан мутного сока.
Его наглый вид не на шутку меня разозлил. Захотелось швырнуть "подаяние" прямо в его лоснящуюся рожу. В душе лавиной поднималась ярость. С трудом сдержавшись, присел в углу и стал сосредоточенно жевать. Сухая, жилистая говядина застрявала меж зубов. Сок, похоже, давили из прогнившего апельсина – кислющий, аж скулы сводит.
Зазвенел колокольчик, пропуская рыжую стриженую девицу и высокого парня. Почти сразу за окном раздался рев мотоциклов и в бар вошли три рокера.
"В Греции все есть и рокеры тоже", – подумал я, давясь мутным пойлом. Разъяренный свалившимися на мою голову зло-ключениями, никак не мог успокоиться. Злость клокотала, словно вулкан, готовая в любой миг извергнуться наружу. Наверно, потому я столь безрассудно ввязался в драку. Да и кто мог предположить, что все настолько серьезно! Подумаешь, событие! Три подвыпивших, выряженных с ног до головы в потертую кожу и металлические побрякушки рокера пристают в небольшом приморском баре к стриженой рыжей красотке и ее бой-френду. Ну какое мне, собственно говоря, до них дело?…
"Боже ж ты мой, ну до чего болит голова…"
…Выкручивает кости, тянет позвоночник! До чего же все-таки гнусно! Во рту горечь и солоноватый привкус крови, язык сух и неповоротлив, перед глазами пелена, руки и ноги противно дрожат, в ушах раздается звон, словно раскаты грома. Вот и пережили четвертую нуклеаризацию. Четная… значит – экстрасенсорная. Если не врал Горио, у других ее и вовсе не бывает. Толку от нее? Поживем – увидим.
Так, я на яхте, в каюте "орешка". На непозволительно долго оставил Мерли одну. Как бы не натворила бед. Что это? Опять грохот. Похоже, на этот раз уже не в ушах, а за стенами. Гроза! Во-на, как качает. Того и гляди разгуляется шторм.
Интересно, рыжая спит? Стоит проверить. Но вначале… на камбуз – попить водицы. Сушняк! Невмоготу! И "Smirnoff" тут совершенно ни при чем. После каждого "перерождения" хлещу воду, словно верблюд, прошедший через три пустыни.
В каюте темно. Однако для меня теперь это не проблема. Ночное зрение не хуже дневного. Глянул на трофейный "Tissot" – без пятнадцати час. Значит, провалялся чуть больше двух часов. Раньше нуклеаризации
Покачиваясь от слабости, вышел в коридор. Благодаря мягкому неоновому свету невидимых ламп здесь царил полумрак. Приходилось держаться за стены, догонять коварно убегающий из-под ног пол. Краешком глаза заметил, как дрогнула дверь каюты Стаса. Значит, Мерли еще не спит, но и ко мне не вышла.
В камбузе, дрожащей рукой налил большой стакан чистой гренландской водицы. Залпом выпил – словно капля в сухую по-трескавшуюся почву. Почти без остановок влил в себя около двух литров и только потом присел на табурет, чувствуя, как постепенно возвращаются силы, проясняется разум. На лбу проступила испарина, захотелось вдохнуть свежего воздуха. Поднялся на палубу.
Здесь меня встретили свежий ветер и дождь. Разинув рот, уставился на небеса, укрытые многослойным покрывалом грозовых облаков. Освещаемые ярким огнем частых молний, они грозно роптали, пытаясь разорвать наброшенные богами оковы. Тучи не поддавались, – жгли адским пламенем, и небеса от невыносимой боли плакали редкими, но крупными, словно вишни, каплями-слезами. До сих пор ничего подобного я не видел. Но море, ровесник мироздания, оставалось равнодушным. Лишь слегка вспенив и немного приподняв темные волны, швыряло соленые брызги на палубу.
Я бы, наверное, и дольше любовался игрой природы, но вернувшаяся жажда погнала вниз. Напившись вдоволь, уже твердым шагом направился в "свою" каюту. Дверь приоткрыта. Мелькнула, со-гревая душу, мысль о том, что ко мне пришла Мерли. Но как часто случается, хрусталь иллюзий при столкновении с реальной жизнью рассыпался вдребезги. Ее интересовала совсем не моя скромная личность, а спрятанный за зеркалом сейф. Она так увлеклась, пытаясь поддеть дверцу тонким кинжалом, что не услышала как я вошел.
– Ну как, милая, получается? – поинтересовался участливо. – Смотри, не поранься!
Она подпрыгнула, как ошпаренная. Резко обернулась. В карих глазах, как и тогда в баре, я прочел страх, ненависть и угрозу.
В следующее мгновение, по-звериному оскалив зубы, распрямилась, целясь острием прямо в сердце.
Обычный человек вряд ли бы успел среагировать. Я же, развернувшись боком, отклонил корпус. Пришлось уклоняться еще дважды, пока не остановил "танец с саблями" увесистой звонкой пощечиной, повергшей Мерли на пол.
– Угомонись, дуреха! Шею сверну!
"Лечение" болью, несомненно, пошло на пользу. Глаза погасли, на ресницах заблестели слезы. Выронив кинжал и держась за щеку, Мерли поднялась на ноги, и, словно побитая собачонка, поплелась прочь из каюты.
Закрыв дверь, подошел к сейфу, – кроме замочной щели только кнопки с цифрами от нуля до девяти. Достал из кармана ключ на брелоке с копьеносным кентавром в звездном круге, попытался вставить на законное место. Ключик вроде тот, да вот только до конца не входит. Нужен цифровой код.
Ну и что? Так просто взять и сдаться? Максимально обострив зрение, стал рассматривать кнопки. Те, на которые нажимали чаще, отполированы чуть больше. Сильнее всего восьмерка, тройка и ноль, слабее семерка. Прикинул возможные варианты – возиться и возиться. Хватит до самого утра. Нужно придумать нечто более радикальное. Разве выломать дверцу? Мерли уже пыталась. Тогда, как же отодвинуть зубчик, не пропускавший ключ в средину?
Сосредоточившись на замке, органически ощутил препят-ствие, мысленно сжал пружину и… вставил ключ. "Ведь не зря муки принял", – так, кажется, говорил привратник.