Вальс одиноких
Шрифт:
Иветта никогда не вступала в открытый спор с Жанной. Нет, она не побоялась бы возразить подруге. Но зачем? Даже если Иветта прояснит свою позицию, Жанне не понять суть проблемы. Слишком поверхностным человеком, на взгляд Иветты, была Жанна. В итоге их отношения всегда выстраивались по одной схеме: Жанна верховодит – Иветта подчиняется. И каждого удовлетворяло сложившееся положение: Жанна добивалась видимого превосходства, Иветта утверждалась в своей духовности.
6
Иветта собиралась на выставку, чувствуя глухое недовольство мужа. Валентин угрюмо впился в журнал «Приусадебное хозяйство»: недавно он выбил садовый участок в шесть соток и теперь готовился «поднимать целину», заблаговременно вооружался теоретическими сведениями. Сейчас он читал о типах печей в садовом домике, однако краем глаза наблюдал за женой. Увидел, что в сборы вовлечены и дети.
– Куда это вы намылились? – сквозь зубы процедил он.
– На художественную выставку. Хочешь с нами?
– Что я, псих, всякую мутотень смотреть?
– Ладно, Валя, если останешься дома, сделай доброе дело: натяни леску для белья в ванной. Наши провисшие веревки – стыд для городской квартиры!
– Не знаю. Надо купить дюбели и шурупы подходящего диаметра. Съезжу в магазин, посмотрю.
– У тебя же целая банка этих шурупов. Подбери что-нибудь из имеющихся.
– Ты ничего не понимаешь. Тут надо особого типа.
Все как всегда. У Валентина любые приготовления затягиваются на месяцы, а дело так и остается несделанным. Он занимается исключительно тем, что нравится ему. А ему нравится только резать овощи. Иветта прекратила препирательства.
Дети тоже потрепали нервы. Сережка размахивал игрушечным ружьем, ехать желал непременно с ним Еле удалось уговорить сына сменить оружие: взять компактный пистолет. Анечка упорствовала в одежде: ни за что не хотела надевать приготовленное Иветтой платье, требовала вельветовые джинсы бра та. Она ревновала родителей к Сергею и добивалась равенства во всем, включая одежду. Все костюмчики брата хорошо сидели и на ней: дети были одного роста и со стороны казались близнецами.
Иветта попыталась отнять у дочки брюки, одновременно протягивая ей голубое платьице:
– Ну, посмотри, котенок, какое красивое. Бантик у ворота тебе нравится?
Но Анечка плюхнулась на пол и, дрыгая в воздухе ногами, заверещала:
– Брюки! Брюки! Хочу брюки!
Иветта уступила натиску дочки, убрала платье в шкаф и устало сказала:
– Хорошо. Одевайся побыстрее.
Аня вмиг стала тихой и послушной: споро натянула брючки с джемпером и подошла к маме, чтобы та заплела ей тощие косички. Еще десять минут суетных и шумных сборов – шапки, шубки, сапожки, – и дети готовы к выходу. Иветта торопливо накинула пальто, и семейство вывалилось из квартиры.
Вход на выставку был свободный. Посетителей собралось немного. Дети Иветты тотчас оторвались от мамы и разбежались по залу: их больше привлекал интерьер, чем картины. Огромные белые скульптуры римских богов были нестрогими смотрителями и на шалости малышни внимания не обращали. Роман степенно шел с женщинами, умело поддерживая разговор о живописи. Мало того, он оказался главным говорилыциком. Одна картина, абсолютно бессюжетная – нагромождение пятен и линий, – особенно понравилась Роману. По-видимому, бунтарский экстаз, выраженный в большинстве абстрактных картин, был близок духу подростка. Тот метнулся к табличке и со значением сказал:
– Уважаемые мамы, запомните имя художника – Глеб Четвергов.
Жанна рассмеялась, захлопала в ладоши:
– Браво, браво! Наш Глебчик завоевал сердце моего сына.
Иветта же не могла скрыть удивления. Глеб всего-навсего слушатель подготовительных курсов, но его картина висит в ряду выпускников академии! Хорошо или плохо полотно, сказать было трудно. Картина называлась «Человек», но даже при большой фантазии выделить среди какофонии красок человеческую фигуру было невозможно. Красные, желтые, ядовито-зеленые пятна нарушали общепринятые законы цветовых сочетаний. Иветта чувствовала одно: эта картина будит в ней агрессию, даже ярость. Возможно, Глеб пытался показать человека внутреннего. Тогда почему такого ожесточенного?
– Как вам моя работа? – услышали женщины за спиной знакомый голос.
Обе одновременно обернулись. Позади стояли автор картины и его новый друг Владимир Амосов. Приветствия, возгласы удивления, ожидание радости взаимного общения наполнили зал. Больше всех радовался Ромка, ведь его познакомили с таким классным художником! Он в цветистых выражениях высказался о полотне. Похвала Владимира была более сдержанной – он отметил новаторский дух картины, не счел композицию недостаточно выстроенной. В заключение добавил, что Глеб, несомненно, талантлив и его ждет большое будущее. Глеб старался выглядеть равнодушным, но радость так и выпирала из него. Он встряхнул длинной гривой, как бы умаляя излишние восторг критика – или свой собственный.
Иветта дипломатично сказала, что картина не оставляет зрителя равнодушным, однако яркие краски слишком возбуждают. Роман восторженно под твердил:
– Классно! Я чувствую то же самое. Мне хочется разбомбить все эти бабочки-цветочки, висящие рядом. И оставить только картину Глеба!
Жанна покачала головой:
– Рома, Рома… Я же тебе объясняла, что не надо поддаваться порыву при взгляде на абстрактные работы. В этой картине агрессия красок лишь на поверхности. Более глубокий взгляд показывает борьбу добра и зла в душе человека. – Повернулась к автору. – Глеб, я правильно поняла твою концепцию?
Глеб чуть усмехнулся, выслушав пояснение Жанны и отзывы остальных. Когда он писал картину, то пытался выразить только внутреннюю боль, боль одиночества, непонимания со стороны остального мира. И что в итоге? Боль осталась при нем, а люди как не понимали, так и не понимают его. Возможно, Владимир преувеличивает его талант? И все-таки дискуссия вокруг картины была приятна Глебу.
– Я вам всем очень благодарен, – искренне отозвался он. – Зритель всегда прав. А художнику негоже разъяснять замысел другими средствами, кроме изобразительных. А сейчас, друзья, если вы уже закончили осмотр, я предлагаю вам присоединиться к нашей с Владимиром экскурсии. Я обещал показать ему мастерские академии. Приглашаю и вас.