Вальс в темноту
Шрифт:
Дюран был не большим ханжой, чем любой его ближний, но тут он увидел такое, чего никогда не позволяли себе в его присутствии другие женщины. Даже «юные дамы» из «Академии» мадам Рашель, куда он иногда заглядывал, будучи холостяком. А тут — его собственная жена под крышей его собственного дома.
— Ты и при других так сидишь? — неловко осведомился он.
Осторожно, словно крадучись, провинившееся колено соскользнуло вниз и присоединилось к своей паре. И как будто почти ничего и не изменилось — она теперь сидела в той же позе, в
— Нет! — в ужасе воскликнула она, целомудренно складывая ладони. — Конечно нет. Как можно? Я… я была одна в комнате, и я даже не заметила, как это произошло.
— Но подумай, что, если ты вдруг не заметишь, как это произойдет в присутствии других.
— Не произойдет, — пообещала она, еще крепче сжав ладони при одной этой мысли. — Раньше такого никогда не случалось и никогда больше не случится.
Она переменила тему, в ожидании подняв к нему лицо.
— Ты меня еще не поцеловал.
В тот миг, когда их губы соединились, этот инцидент изгладился из его памяти.
Глава 8
Румяная, с блестящими глазами, очаровательная в лучах утреннего солнца, одетая в пеньюар теплого желтого оттенка, гармонировавшего с золотистым светом, льющимся в окно, она быстро остановила тетушку Сару и выхватила у нее из рук кофейник. Это повторялось каждое утро, так как она непременно желала сама наливать ему кофе в чашку.
Он улыбнулся, польщенный. Эта улыбка невольно появлялась у него на губах каждое утро.
Потом она взяла маленькие серебряные щипцы и, обхватив ими искрящийся кусочек сахара, осторожно перенесла его через край чашки и, поднеся к самой поверхности, чтобы не было брызг, отпустила.
Он просиял.
— Люблю сладенькое, — доверительно прошептал он.
Она деловито отряхнула кончики пальцев, хотя, надо сказать, ни до чего ими и не дотрагивалась, наградила его поцелуем в висок и поторопилась занять место со своей стороны стола, с легким шуршанием опустившись на сиденье стула.
Он не мог отделаться от мысли, что она — как маленькая девочка, которая тянет маленького мальчика поиграть с ней в дочки-матери. Ты будешь папой, а я буду мамой.
Устроившись на стуле, она подняла чашку, улыбаясь глазами поверх ее кромки до самого последнего мгновения, пока ей не пришлось опустить взгляд, чтобы не промахнуться и не пронести напиток мимо своего ротика, такого крошечного, что просто трудно было поверить.
— Кофе просто отличный, — заметила она, сделав глоток.
— Наш собственный. Со склада, один из лучших сортов. Я время от времени посылаю для тетушки Сары пакетик-другой.
— Не знаю, что бы я без него делала. В такое промозглое утро ничто так не прибавляет бодрости. Это мой любимый напиток.
— С тех пор как ты попробовала кофе тетушки Сары?
— Нет, я всегда любила кофе. Я всю жизнь…
Она замолкла, поймав на себе его внезапно ставший испытующим взгляд. Как будто в бьющий фонтаном ключ разговора бросили камень, и он, тяжело опустившись на дно, остановил бурлящую струю.
Между ними возникла не поддающаяся определению неловкость. Она уловила ее на его лице и сама переняла его напряженное выражение и пристальный взгляд. Ей стало не по себе, будто почва ушла у нее из-под ног. Такое неприятное ощущение пустоты и потери бывает тогда, когда в пригоршне полновесных чеканных монет обнаруживаешь безликую железную кругляшку.
— Но… — выговорил наконец он и замолчал.
— Да? — с усилием выдавила она. — Ты что-то хотел сказать? — Ее кисть с такой силой обхватила край стола, что кончики пальцев побелели.
— Нет, я… — Но он тотчас же передумал и решил договорить. — Но ведь ты же как-то написала совершенно противоположное. Ты рассказывала, с каким удовольствием ты садишься утром за чашечку чаю. Чай, и ничего, кроме чая. А кофе ты терпеть не можешь. «Грязная, бурая жижа». Я даже эти слова в точности запомнил.
Она снова подняла чашку к губам и, сделав глоток, заговорила опять.
— Верно, — поспешно произнесла она, как будто пыталась наверстать упущенное из-за вынужденной паузы время. — Но это все из-за моей сестры.
— Но ведь ты сама решаешь, что тебе нравится, при чем же здесь твоя сестра?
— Я жила в ее доме, — объяснила она. — Она предпочитала пить чай, а я — кофе. Но чтобы не ставить ее в неловкое положение и не принуждать пить то, что ей не нравится, я притворилась, что разделяю ее вкусы. А в письме я так написала, потому что иногда показывала ей свои письма перед тем, как отослать их, и не хотела, чтобы она раскрыла мой маленький обман.
— А-а, — с облегчением вздохнул он.
Она расхохоталась. Расхохоталась слишком уж громко для такого незначительного повода. Как будто ей нужно было снять напряжение.
— Видел бы ты сейчас свое лицо, — весело проговорила она. — А я-то понять не могла, что тебя так расстроило.
Она снова рассмеялась.
Он засмеялся вслед за ней.
И они вдвоем залились беспричинным глуповатым хохотом.
Тетушка Сара, войдя в комнату, подхватила их смех, хотя не больше их самих знала о его причине.
Глава 9
Ее цвет лица вызывал у него глубочайшее удивление. Он и глазом не успевал моргнуть, как в ее внешности происходили самые непредсказуемые перемены. Румянец сменялся бледностью и наоборот, если не прямо у него на глазах, то за очень короткий промежуток времени.
Нельзя сказать, в обычном смысле слова, что на ее щеках вспыхивал румянец, так как, появившись, он не исчезал через несколько минут, как это обычно бывает, после того, как происходила перемена, после того, как лицо ее розовело, оно не меняло цвета в течение нескольких часов, на него не возвращалась прежняя бледность.