Вальсирующие со смертью. Оставь ее небу
Шрифт:
— Вот и ладушки. Мы и вдвоем неплохо проживем.
— Что ты городишь? Свихнулась?
— Не ори, идиот! Не подходит? Катись! Иди обними ее, и вас похоронят вместе, как Ромео и Джульетту.
— Она же твоя родная мать!
— Заладил, как попка. И что? Удавиться и не жить? Ее не вернешь! Нет ее. Понимаешь? Нет! А я есть!
Даша похлопала себя по бедру, схватила со спинки стула халат и накинула на обнаженное тело.
— Что? Плохая замена? — злобно прорычала падчерица. — Ничего мужик не рубит. Или, думаешь, денег не будет? Будут. На твой век хватит.
Олег подскочил к девчонке, схватил ее за руку и размахнулся.
— Только попробуй! Только коснись меня еще раз, и я найду, что рассказать ментам.
— Тебе не поверят!
— Значит, знаешь о чем? При необходимости можно
Даша криво усмехнулась.
Олег попятился и обессиленно опустился на табурет. Беспомощная злость, отчаяние раздирали его. Он уже ничего не понимал.
Дарья закончила завтрак и села напротив отчима. Она смотрела на него, как на сломленного первой рюмкой сосунка, которого ей придется тащить домой.
— Вот что, Олежек. Оставь свои первобытные эмоции в стороне, и давай поговорим серьезно. Тебе нужно осознать ситуацию и взять себя в руки, пока ты не наделал глупостей. Тебе следует делать так, как я скажу.
В какие–то мгновения он слышал в голосе дочери нотки покойной матери. Раньше он не обращал на подобные мелочи ни малейшего внимания. Он не воспринимал девчонку как женщину. Дитя, оно и есть дитя! Теперь, когда его нервная система осталась оголенной, каждое слово, движение, взгляд воспринимались иначе. Сильная рука провидения взяла его в объятия и повела за собой в неизвестность. Это преображенное дитя заговорило голосом своей матери, она несла в себе тот же мощный энергетический заряд, она владела собой и знала, что и как надо делать.
Олег поднял голову и взглянул на маленькую женщину с удивительно красивым и нежным лицом. Ее слова так не подходили к ее внешности, что ему показалось, будто где–то встроен динамик, который изрекает корявые слова беса. Чем больше он смотрел на нее, тем быстрее забывал, с кем сидит рядом. Его уже не смущала девичья внешность и хрупкость, он искал в ней отражение своей жены. И чем больше искал, тем больше находил. Миловидные синие глаза, брови — изломанные крылья чайки, рисованные нежно–розовые губы, чуть вздернутый носик и огромная копна русых волос.
В глубине подсознания слабый сдавленный голос пытался предостеречь его, остановить, но голос был слишком слабым, а напор и давление молодой красавицы заглушали последние потуги внутреннего «я» протестовать и сопротивляться.
— Ты должен понять, Олежек, что я сделала это ради тебя. Ради нас! Ясновидящая сказала, что наши судьбы неразделимы. Я верю в ее слова. Так должно произойти, и ничего уже не изменишь. Так распорядилось небо.
— Это сделала ты? — Он задал вопрос и тут же все понял.
— Да, это сделала я. Я должна была это сделать.
Ему показалось, что в ее глазах блеснули слезы. Возможно, так оно и случилось, но секундная слабость быстро исчезла.
Олег отрицательно покачал головой, будто не разобрал сказанных слов.
— После нашей первой ночи я поняла, что не смогу тебя делить с ней. Ты должен принадлежать мне. Других мыслей в моей голове не существовало. Я подчинилась инстинктам, мной руководил внутренний голос. Утром я уехала на дачу и в школу не пошла. Я знала, где ты хранишь свой пистолет, и тут же нашла его. Все остальное решилось само собой. Когда мать позвонила с работы, я сказала ей, что мне срочно нужны деньги. Меня ждут на Борисовских прудах, где проходят испытания сверхскоростных катеров. Мать знает мой характер, а я знаю ее. Она испугалась и решила ехать со мной, только в этом случае я могла рассчитывать на деньги. Мой расчет оправдался. Мать забрала меня у метро «Каширская». Я села на заднее сиденье, чтобы по дороге переодеться. Начался дождь. Небо меня услышало. Возле кустарников у воды безлюдно. Лето в этом году холодное, а рыбаки в этих местах времени не теряют. Короче говоря, местечко мне знакомо. Когда–то я там гуляла с одним дружком из Сабурова. В нужный момент мать свернула с дороги на пустырь и подъехала к пруду. Ее машина остановилась, я прижала пистолет к затылку и выстрелила. Меня обрызгало кровью. Странно, но никаких чувств мне испытать не пришлось. Покинув машину, я подошла к пруду, выбросила в воду оружие и умылась. Пятна с одежды смыл дождь. Тропинка вывела меня к автобусной остановке, и через десять минут я вновь очутилась у метро. Удивительно, что ее обнаружили в тот же день. При такой погоде на пустыре даже собак не выгуливали. Ну а потом я старалась не думать о плохом. Приехала домой и принялась готовить тебе обед. У меня появились новые обязанности и новые заботы. Ты не пожалеешь. Главное — мне не видеть ее, чтобы не сорваться. Все закончится без меня. Мне необходимо уехать. Неделя, две, месяц. Но я должна исчезнуть. Можно натворить непоправимых глупостей, и тогда мы лишимся всего. У меня в сумке лежит путевка в Крым. Завтра вечером ты проводишь меня на поезд и я уеду. Ты должен взять себя в руки и ждать. Ты же чемпион, а не мелюзга слюнявая. Пройдет совсем немного времени, и мы расправим крылья. Вот увидишь. Через три года я назову тебя мужем, а пока ты будешь играть роль отца. На людях, разумеется.
— Зачем ты мне рассказала об этом? — опустошенным голосом спросил Олег.
— Я не хочу недомолвок и подозрений. Мы должны быть чисты друг перед другом. Никаких стен между нами, это выше моих сил. Ты должен знать, с кем имеешь дело. Я та самая женщина, которая ради тебя убила свою мать. Если ты меня бросишь, я убью себя! Можешь не сомневаться, у меня хватит сил на любое решение.
Он не сомневался. Он верил каждому ее слову. «Ради него!» Никто и никогда ничего не делал ради него. Воспитанник детского дома, военного училища, спортивного общества, деспотичной жены, он привык приносить и отдавать, а не брать и получать. Его использовали и выкидывали. Его посадили в президиум, а очнулся он на темном полустанке в полном одиночестве. Потом его подобрала Вера. Она нуждалась в нем только ночью и ради него ничего не делала. Вера считала, что ее присутствие — это уже подарок для любого мужчины. Все не так!
Может быть, теперь он стал кому–то нужен? Где–то мелькнуло то самое настоящее, ради чего живут? Но счастье не может рождаться на крови. Он твердо знал, что человек не вправе распоряжаться чужой жизнью, но он не видел выхода. Она еще совсем глупый ребенок и не способна понять простых вещей. Сумасшедший, беспощадный романтизм с жестокими играми со смертью. Но что он может сделать? Не бросать же ее. Только хуже будет!
8
Он въехал во двор, выключил двигатель и погасил фары. Несколько минут Карлов просидел не двигаясь, прислушиваясь к ночной тишине. Если его взяли на мушку, то увертываться не имеет смысла. Пустая трата времени. Карлов рассчитывал на примитивный ход. Нередко такие варианты проходили. Никто не иш;ет очки на собственном лбу. Глупость чаще всего обезоруживает профессионалов. Прямолинейная тупая убежденность в чистых голубых глазах заводит самых больших умников в тупик. Карлов не мог ручаться за свою теорию на все сто, но у него не было альтернативы. В бесшабашном абстрактном примитивизме он казался убедительным. Карлов понимал, что история с сыном босса не сойдет на тормозах к пропасти и не канет в Лету. У таких историй всегда бывает завершение. Он рисковал. Его голова лежала на плахе, а топор палача висел в воздухе. Здесь как повезет. Карлов не терял времени, он строил баррикады и запасался кислородом.
Выждав время, Карлов оставил машину, прошел через проходной подъезд, перешел дорогу и скрылся в доме напротив.
Дим–Дэнди валялся на диване и курил. Пепельница осыпалась окурками, как перезрелая альиа на склоне гор.
— Ты видел Катерину? — вскочил на ноги Сигалов.
— Не дергайся, парень. Ты не в том положении, чтобы шелестеть крылышками.
— С ней все в порядке?
Карлов молчал. Необузданная энергия молодого бычка спряталась, как улитка в свою скорлупу, и Сигалов рухнул на диван, вызвав закономерное негодование заржавевших пружин.
— Напряги мозги и вспомни. Месяц назад ты получил письмо от своего дядьки с Кубани. Там умерла сестра твоей матери, которая оставила тебе наследство. Дом, землю, барахло. Дядька просил тебя приехать и разобраться с хозяйством. Так?
— Ну было такое письмо.
— Ты на него ответил?
— Делать мне нечего! Я эту тетку видел пару раз в далеком детстве. Чего ради я буду получать ее наследство?
— А я думал, что постеснялся.
— Чего?
— Что стал бандитом, который стреляет, а потом думает. Быть шестеркой столичного мафиози не велика заслуга.