Вальсирующие со смертью. Оставь ее небу
Шрифт:
— Нет. Просто там лежала моя сумка. Дима, наверное, отнес ее в дом.
— Забыл. Андрюша все отнес. У нас никто не возьмет, но вещи–то под рукой нужны. Там сумка и рюкзачок. Все в теремочке. Идем, я тебя провожу. Ложись, выспись, а там, глядишь, Димочка вернется и обедать будете.
Они вышли в сад и направились по тропинке вглубь, мимо яблонь и слив, вдыхая чудный аромат цветов.
Возле терема перед верандой стоял этюдник, лежали кисти и небольшая картина. Люба с нежностью глянула на яркий набросок и сказала:
— Талантливый мальчик. Это он тебя изобразил?
— Нет, — улыбнулась Даша. — Это плод его фантазии. Такие картины в жизни не встречаются.
— А мне нравится.
—
Люба плохо понимала, о чем говорила девушка. У городских свои причуды, но она заметила болезненную усталость девушки и решила дать ей покой.
Как только Даша осталась одна, она подошла к зеркалу и скинула с себя шелковую блузку с длинными рукавами. Она задыхалась от жары, ее душила косынка, но кровоточащие язвы облепили шею и ползли к лицу. Даша достала одеколон, вату и принялась промывать раны. К ее удивлению, никакого жжения и боли она не испытывала. Тело покрылось коркой и потеряло чувствительность. Она ничего не знала о страшной болезни, но не верила в серьезную опасность. В дороге всякое случается.
Сейчас девушка ни о чем не хотела думать. Без гроша в кармане, без еды, она с огромными усилиями добралась до места и лишилась последних сил. Ее настырность увенчалась успехом. Заветная сумка с ее содержимым оказалась на месте. Похоже, в нее никто не заглядывал. Жемчуг, валюта, золото и, главное, дневник. Сейчас уже не имело значения, вернется Антон или нет. Ее здесь приняли, признали, а значит, она добьется своего. Даже в такой глуши при наличии больших денег можно устроить красивую жизнь.
Главное, чтобы дядюшка не оказался уродом. Прием с окровавленной простыней действует на мужчин безотказно. Как им всем хочется быть первыми! Во всем. Это льстит их болезненному самолюбию. Примитив! Бедный Олежек! Сидит где–то за решеткой и воет от тоски. А что делать, за удовольствие стать первым приходится платить.
Даша достала свой дневник, любовно погладила бархатную обложку и открыла наугад. Она любила читать свои записи. Поправив подушку, она прилегла на кровать и принялась за чтение.
«…В тот момент, когда я ее впервые увидела, она мне понравилась. Не сама по себе, а просто среди стаи хищных жриц Нина выглядела свежей и обаятельной. Молода, симпатична и ненавязчива. Да, ее зовут Нина, и она любовница материного адвоката. Скользкий тип, краснобай, выскочка со слащавой мордой и вечно голодным взглядом. Эдакий пес у обеденного стола. Зачем он ей нужен? Она ему в дочери годится. В первую нашу встречу мы почти не разговаривали. А–ля фуршет в «Праге» был скучным и занудным. Нина не привыкла к материным сходкам и вела себя отчужденно. Я наблюдала за ней, скромна и сдержанна. Думаю, что в жизни она не такая. Соблюдает инструкции босса. Но как эти телки быстро обламываются, когда выходят из–под контроля. Ее глаза горели ярче алмазов, когда она видела груду бриллиантов на дряхлых шеях старых коров из «света». Спустя несколько вечеров я поняла, что Марк ей подходит. Девочка вынашивала дальновидные планы. Мы сблизились. Она быстро поняла, что среди своры вонючей дряхлости трудно найти подружку.
Ну а теперь стоит сказать главное. Ради чего я уделяю столько строк заурядной телке. Все дело в той самой истории, которую однажды она рассказала. Она вспомнила ее, глядя на сияние комнат в свете ярких люстр. Говорила Нина тихо и загадочно, будто читала сказку у колыбели младенца.
— У этой женщины из Челябинска, а может быть, из Свердловска, я сейчас не помню, имелась огромная коллекция бриллиантов. Кажется, ее муж был большим партийным бонзой и оставил неслыханное состояние. Не берусь судить, не знаю.
— И что тут интересного? — спросила я.
— Ничего. Очень хорошо, когда такие истории не вызывают интереса. О них быстро забывают. Прошла пара лет или чуть больше, и появился наследник. В год убийства сыночку богатой дамочки и шестнадцати не исполнилось. И вроде бы он в то время жил на даче у бабушки. О нем тогда и не вспомнили. Ребенок, он и есть ребенок. Но через четыре года мальчик повзрослел и переехал жить в Прибалтику. Купил дом у моря, открыл сеть ресторанов с экзотической кухней, обзавелся хорошими машинами и, что удивительно, прекрасно ужился с властями. Ему даже гражданство предоставили. Вот что значит золото. У него нет границ. Везде живут все те же люди. Для России он уже отрезанный ломоть, и кто что докажет спустя столько лет. Поезд ушел, каждый вправе делать свои выводы. Но на все вопросы есть только один ответ. Единственный сын, единственный наследник. Мужиков можно, как рыбок, разводить, а детей не наплодишь.
Нина взяла с подноса коктейль и перешла на другую тему. Шло время, но этот рассказ не выходил у меня из головы. Я потеряла покой, но заноза застряла глубоко в моем сознании, и мне не удалось ее вытащить.
Я часто наблюдала за матерью и думала. Как она ухитрилась в короткие сроки превратиться в Клеопатру, Хозяйку Медной горы, властную и себялюбивую? А если приглядеться, она из того же материала, что и остальные смертные. Маленькая хрупкая женщина с амбициями Наполеона. Одно движение, и ее нет. Буду ли я плакать у ее гроба? Принесу ли я цветы к ее могиле? У меня не нашлось ответов на эти вопросы…»
Дневник лежал на тумбочке, а девушка крепко спала. На южном небе поднималась луна и появились первые звезды. Где–то лаяли собаки, под окнами стрекотали цикады, и аромат цветов наполнил теплый воздух изысканными благовониями.
Двое мужчин встретили Андрея Сигалова возле гаражей, где он ставил свою машину. Молодые, видные, один в штатском, другой с погонами майора милиции. Подошли, представились. Первым заговорил Рогов. Говорил тихо, осторожно, будто нес переполненный кувшин и боялся пролить.
— У вас здесь не соскучишься, все про всех все знают.
— Вот и хорошо. У нас скрывать нечего. А вы, я вижу, себе на уме. Чего кота за хвост тянете? С Димкой что случилось?
Милиционеры переглянулись.
— Вы ух нас извините, Андрей Иваныч, но будет лучше, если мы откроем рот последними. Нам есть что скрывать, вы тут в точку попали. Могу сказать одно: повода для волнений пока нет. Вряд ли наши проблемы могут коснуться вашего семейства.
— Мастаки вы воду лить.
— Ну мы же сыскари. А вдруг ошиблись, а человека обидеть можно.