Вальсирующие со смертью. Оставь ее небу
Шрифт:
— Завтра же позвоню вам.
В приемной его ожидали Максим и Иван. И, судя по их лицам, ничего хорошего они ему не скажут.
— Валечка, проводи госпожу Долгорукую до лифта.
Длинноногая секретарша с дежурной улыбкой приняла эстафету от начальника и рванулась к двери приемной.
— Итак, голуби мои сизокрылые! — начал Нодия, когда его сатрапы вошли в кабинет. — Чем будете радовать?
— Нечем, Отар Георгиевич, — переминаясь с ноги на ногу, заговорил Иван. — Кажется, опять сорвалось.
— Ты хочешь убедить меня, сокол ясный, что в свои тридцать восемь ты превратился
— Нет, конечно. Но баба попалась с характером. Весь вечер и ночь меня по простыням волозила, а отраву выпила только утром. Мне пришлось уйти. А она следом. У нее еще одно свидание было.
— Не удовлетворил?
— Бестия ненасытная. Я старался. Но при мне она никому не звонила. Значит, свидание заранее назначила.
— Что дальше?
— А дальше вот что.
Максим подошел к столу и разложил фотографии.
— Что это?
— Это некий господин «дачник», к которому убежала отравленная красотка. Она же и умерла у него на руках. Все запечатлено на фото. Вот он ее обобрал до нитки, завернул в целлофан, вынес в сад и похоронил. А мы–то в штаны наделали, будто он ментов позовет, вскрытие, следствие. Не тут–то было.
— Я хочу знать все об этом человеке, — твердо заявил Нодия, разглядывая снимки.
— Нет ничего проще. Он живет в нашем районе. Мало того, доктор Косых Игорь Валентинович его однокашник и приятель. Иванушка–дурачок видел «дачника» в квартире Игоря.
Отар строго посмотрел на Максима.
— Мне нужен труп этой бабы. Делай что хочешь, но чтобы завтра утром она была в морге у гробовщика. На нее свидетельство выписано, а квартира уже продана. Идиоты! А ты, Иван, поедешь завтра с одной клушей за город. Оценщика будешь из себя разыгрывать, дачку ее оценивать. Пять дней тебе на то, чтобы ты ее в постель уложил. Со старыми девами работать нелегко. Придется поднапрячься. А теперь пошли вон!
Задачи были поставлены, аудиенция закончилась. Нодия снял трубку и позвонил врачу.
— Дело есть, Игорь Валентинович. Приезжай в сауну, там и потолкуем. Тяжелый день сегодня был. надо расслабиться.
6
На столе стояла одна пустая бутылка из–под водки и одна полная. Добрушин вернулся домой в кошмарном настроении и пил. Он не мог сидеть на месте и, как голодный тигр, ходил по пустой квартире и крыл матом, глядя на атласные стены, но его брань растворялась в воздухе.
Стоя в трусах перед зеркалом, он смотрел на свою правую руку, к которой кожаными ремнями были привязаны ножны со смертоносным оружием. Вдоль ладони тянулась тонкая стальная струна с кольцом на конце. Он зацепил мизинцем кольцо и дернул. Из ножен со свистом выскочило обоюдоострое лезвие. Он начал им размахивать из стороны в сторону, полосуя пустое пространство. Злости его не было предела. Майор стиснул зубы, сжал кулак и вонзил острый наконечник в дверь спальни. Удар получился такой силы, что ему с трудом удалось вырвать жало из плотного дерева.
— Привет от Калгана! Суки безмозглые!
Он убрал лезвие в ножны, снял ремни и бросил кинжал на кровать. Выпив еще стакан водки, Добрушин побрел на кухню. Холодильник оказался пустым. Он уже давно не покупал продуктов и питался на работе. Кроме черствого хлеба, ничего не нашлось. Сунув в рот сухарь, Добрушин отправился в ванную комнату и пустил холодную воду. Через десять минут он спал, а вода переливалась через край и заливала пол.
То, что он уехал с дачи, сыграло на руку Максиму. Верный пес своего хозяина выполнил поручение, полученное от адвоката.
Самосвал остановился за несколько домов от дачи. Максим выключил двигатель и выскочил из машины. Стемнело. Накрапывал мелкий дождь. Он прошел вдоль поселка по направлению к даче. С левой стороны тянулась узкая полоска деревьев, а за ней засеянное поле, справа старые добротные дачи, которые когда–то считались хорошими. Свет горел в двух домах из четырех, попавшихся на пути. Окна нужной ему дачи не светились. Максим перемахнул через забор и отодвинул щеколду замка. Подойдя к дому, он дернул за дверную ручку. Заперто. На всякий случай он позвонил. Если ему откроют, Максим знал, что нужно сказать. Но дом оставался мертвым. Ни шелеста, ни шороха.
Он вернулся обратно к машине и подогнал самосвал, нагруженный дровами к участку. Открыв ворота, он осмотрелся и загнал машину задом на территорию дачи. Дрова были свалены перед гнившей, заросшей травой беседкой. Разгрузка наделала много шума. Об этом он не подумал. Опустив кузов на место, Максим решил переждать некоторое время и принялся укладывать дрова в штабеля.
Поселок словно вымер. Изредка перелаивались сторожевые псы и шумели макушки деревьев, потревоженные ветром. Максим взял из кабины лопату и направился в конец сада. Он помнил, куда «дачник» отнес завернутый в целлофан труп. Включать фонарь он не решился и, встав на колени, начал ощупывать землю. Заложенный дерн он обнаружил сразу. Схватив в ладонь пучок густой травы, он потянул его на себя и выдернул обрубленный квадрат. Остальной дерн он снял лопатой. Раскопки длились недолго. Лопата уперлась во что–то твердое. «Дачник» не утруждал себя работой. Либо поджилки тряслись, либо собирался перехоронить покойницу. Что вполне логично. Кому охота устраивать кладбище в собственном саду.
Максим вытащил труп из могилы. Засыпал яму землей и заложил дерном. Пришлось тащить труп на плече, чтобы не примять траву. Комья земли засыпались за рубаху и путались в волосах.
Ношу он закинул в кузов, отряхнулся и выгнал машину с участка на дорогу. Когда он запирал ворота, кто–то окликнул его. Максим вздрогнул.
— Поздновато. Не так ли?
Максим обернулся. На тропинке стоял пожилой мужичок в очках, в спортивном костюме и белых кроссовках.
— А вам не спится?
— В этих местах только гром небесный нарушает тишину.
— Извините за беспокойство, но раньше не получилось. Дрова–то ворованные. Приходится нарушать покой мирных граждан.
— И сколько стоит такое богатство?
Максим ничего не понимал в ценах на дрова.
— Понятия не имею. Платили лесникам, а я только отвожу. Сунули мне сотню, и гуляй, рванина.
— Не густо. Ишь как перемазюкался. Будто корни корчевал, а не дрова таскал.
— В лесу земля, на земле дрова, а на дворе трава. И все на себя. Старичок улыбнулся, показывая золотые коронки.