Вам хорошо, прекрасная маркиза?
Шрифт:
Я бы на ее месте точно так же поступила. Ненавижу измены.
Тогда получается, что одна поклонница родила ему дочку, затем вторая…
Только сколько ж тогда дочкам лет-то, если драма разыгрывалась во времена молодости Заславского и Ванды? Дочери должны быть ровесницами моей мамы. А Давыдову на вид не больше тридцати лет. Или больше, и он просто хорошо сохранился?
– …найти жену нелегкая задача, – услышала я из уст Заславского. – Это будет стоить…
Заславский торгует собственными дочерьми?! Лицемер. Лизоблюд. Или это не то определение? Короче, сволочь он порядочная. Бедные тетки, они не знают, какой им достался отец-работорговец!
– Цена не имеет значения, – перебил его Давыдов. – Но у меня к ней есть определенные требования. Она должна быть красива, умна, воспитанна…
О, меня прямо описывал.
Я немного помечтала, что стану делать, если Давыдов внезапно сделает мне предложение руки и сердца. У-у-у-у-у, я раздумывать не стану. Сразу соглашусь. Сначала соглашусь на всякий случай, а потом уже подумаю, и если что, откажусь. Отказаться всегда можно. Вот и меня бросали двое идиотов прямо у порога загса. Только я о них не жалела, спустя время поняла, что судьба меня таким образом оберегала.
Первый раз я согласилась выйти замуж в семнадцать лет назло маме. Мы с Петькой пришли в загс, где нас огорошили новостью, что расписывают только с восемнадцати. После чего Петька решил не ждать целый год, а жениться на девятнадцатилетней Ксюхе. Я всю ночь прорыдала в подушку, проклиная всех Петек на свете, а на следующий день познакомилась с Толиком. С ним роман продлился три года. После чего он ушел в мужской монастырь. Помню, как ко мне прибегала его мама и орала, что я испортила ему мнение о человечестве в целом, и требовала вернуть сына в лоно семьи. Но Толик так и остался невозвращенцем. Третий мой роман даже вспоминать не хочется. Собственно, его как бы и не было. Мы переписывались в социальных сетях, собирались встретиться в реале, но так и не собрались…
– Катерина! – заорал вдруг Заславский и распахнул дверь.
Я едва успела отскочить.
– Катерина!
– Здесь я, Иван Сергеевич.
– Подслушивала?!
– Еще чего! К вам шла. Вы уже закончили?
– С тобой мы только начнем.
Что бы это могло значить?
Я зашла в гримерку и осмотрелась. Давыдов вальяжно развалился в кресле, закинув ногу на ногу, и внимательно разглядывал меня, словно собирался заполучить в полную собственность.
– Мелковата, – поморщился он.
– Катерина, встань боком, – скомандовал мне Заславский и хлопнул по моей выпирающей попе.
Да, с этой частью тела у меня нет никаких проблем, как у Дженифер Лопес. Я ударила Заславского по наглой руке. Ненавижу, когда меня трогают все подряд.
– Я говорил относительно верхней части тела, – усмехнулся Давыдов.
Значит, нижняя его устраивала?! Вот гад!
– Что вы себе позволяете? – возмутилась я.
– Я позволяю себе выбирать, – нахально ответил он, – за вознаграждение.
– Я не продаюсь!
– Неужели? – и он назвал сумму.
Я тут же вспомнила анекдот в тему.
Королева спросила у Шекспира, правда ли, что он считает, будто все женщины продажны. Шекспир ответил, мол, да. Тогда королева попросила назвать, во сколько он ее оценивает. Шекспир назвал. Ей не понравилось, уж слишком мало, сказала она. «Вот, – ответил Шекспир, – вы уже и торгуетесь».
То, что сумма была равна моему годовому доходу, я пропустила. То, что мне надлежало за эти деньги делать, тоже. В голове крутился только один вопрос, а где все это время, пока я буду куплена, будет сам Давыдов?
– Разумеется, я не стану торговать своим телом, – начала я.
– Ваше тщедушное тело никого не интересует, – заявил Давыдов.
– Как?! – возмутилась я. Ему же понравилась моя попа! Я видела! Не слепая.
– Катерина, – встрял Заславский, – вопрос в другом.
– В чем же?
– В блестящем актерском исполнении ролей, – горделиво выдохнул Заславский.
– Но я не актриса, – я пожала плечами. – Что я могу исполнить?
– В том-то и проблема, – процедил Давыдов.
И я поняла, что его теряю.
Вот отчего-то пришло понимание того, что именно этот мужчина мне нужен до зарезу. И если он сейчас встанет и уйдет, моя жизнь лишится чего-то важного, большого и безумно красивого. Казалось, просветление произошло в моей голове, все мои романы-не-романы-влюбленности вдруг сразу обесценились. Мне стало страшно – я влюбилась. Обычно я этому радовалась. Но на этот раз…
На этот раз все было по-другому.
Давыдов сидел, смотрел на меня, усмехался…
Но уходить не собирался.
Я с облегчением вздохнула и уселась напротив него на стул. Заславский встал рядом с нами и сложил руки на груди, словно собирался исполнять трагическую роль.
– Катерина, – сказал Заславский хорошо поставленным басом, – ты согласна стать женой господина Давыдова?
– Да! – ответила я, не задумываясь.
– Поразительная беспечность, – пожал плечами Давыдов, округлив серые глаза.
И тут я поняла, что должна совершить неординарный поступок. Взяла со стола стакан водки и залпом выпила. По организму мигом растеклась обжигающая жидкость с дурным запахом и вкусом, которого я, впрочем, толком не почувствовала. Всегда удивлялась тому, как можно по доброй воле пить подобную гадость. Сидела пару минут и глотала ртом воздух гримерки, стараясь, чтобы глаза окончательно не вылезли на лоб от адской мешанины, случившейся у меня внутри.
– Она алкоголичка? – пренебрежительно поинтересовался Давыдов.
Я поняла, что мой подвиг его оставил совершенно равнодушным. Другими словами – я его потеряла.
– Да, – хмыкнула я вместо испугавшегося Заславского. – Запойная. В третьем поколении.
После чего встала и постаралась гордо удалиться.
– Кто бы мог подумать, – более мягким тоном произнес Давыдов мне в спину, – что она…
Я даже не повернулась.
Вернулась к себе и попыталась немного подумать на трезвую голову, пока меня окончательно не развезло. Водка делала свое разрушительное дело постепенно, изменяя сознание до такой степени, что оно могло подружиться с сердцем. А от такого содружества я могла ожидать только неприятностей. Первоначальное впечатление от Давыдова я собралась поменять в противоположном направлении. Итак, более мерзкого и наглого хама в своей жизни я еще не встречала! Подумал, что может меня купить… Кстати, сумма-то неплохая, мало того, а ведь она очень хорошая.