Вампир из Суссекса
Шрифт:
Я подошел к ней, сказал несколько ободрительных слов. Она не двигалась, пока я щупал ее пульс и мерил температуру. У меня создалось впечатление, что болезнь ее была вызвана сильнейшим нервным потрясением.
— Она лежит так уже день, два дня. Я боюсь, что она умрет! — сказала горничная.
Женщина повернула ко мне свое пылающее красивое лицо. — Где мой муж?
— Он внизу и хотел бы видеть вас.
— Я не хочу его видеть! Я не хочу…
Казалось, она начинает бредить.
— Злой дух! О, что мне делать с этим дьяволом!
— Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?
— Нет! Никто не может мне помочь! Все кончено… Все погибло… Что бы я ни делала, все погибло…
У этой женщины была странная фантазия. Я никак не мог представить себе милого Боба Фергусона дьяволом.
— Ваш муж горячо любит вас, — сказал я! Он глубоко скорбит о случившемся.
Она снова остановила на мне свои глаза.
— Он любит меня! Да!.. Но разве я не люблю его? Я приношу себя в жертву, чтобы не разбить его сердце. Вот как я его люблю. А он мог подумать, мог сказать обо мне такое…
— Он глубоко несчастен. Но он не может понять!
— Он не может понять? Но он должен был поверить!
— Не хотите ли повидаться с ним? — снова спросил я.
— Нет, нет. Я не могу забыть его ужасных слов! И его взгляда. Я не хочу видеть его. А теперь идите… Вы ничего не можете для меня сделать. Скажите ему только одно: я хочу видеть своего ребенка! Я имею право на это. Это — единственное, что я имею сказать ему.
Она повернула голову к стене и замолчала.
Я вернулся вниз, в комнату, где у камина сидели Холмс и Фергусон. Фергусон угрюмо слушал мой рассказ о визите к его жене.
— Как могу я послать ей ребенка? — сказал он. — Откуда я могу знать, не овладеет ли ею вновь этот странный импульс? — Как я могу забыть, что видел его кровь на ее губах?
Он вздрогнул.
— Ребенок в сохранности у миссис Мэзон. И он должен остаться там.
Изящная горничная подала нам чай. Когда она разносила его, дверь снова открылась и в комнату вошел мальчик с бледным лицом, светлыми волосами и яркими синими глазами, которые вспыхивали волнением и радостью, когда останавливались на лице отца. Он подбежал к нему и обнял его с порывом любящей женщины.
— О, папочка, — вскричал он. — Я не знал, что ты уже здесь. Я бы поехал встречать тебя. Я так рад тебя видеть!..
Фергусон мягко освободился из его объятий которые, по-видимому, немного смутили его.
— Я вернулся рано, дорогой мой, — сказал он, ласково гладя светлую голову сына, — потому что друзья мои — мистер Холмс и доктор Ватсон любезно согласились приехать сюда и провести с нами вечер.
— Это тот самый мистер Холмс, сыщик?
— Да!
Мальчик очень внимательно и, как мне показалось, недружелюбно взглянул на нас.
— А второй ваш сын? — спросил Холмс, — нельзя ли нам ознакомиться и с бэби?
— Попроси миссис Мэзон принести сюда бэби, — сказал Фергусон.
Мальчик ушел.
Вскоре он вернулся. За ним шла высокая худощавая женщина с прелестным ребенком на руках. Фергусон взял темноглазого золотоволосого мальчика и нежно поцеловал его.
— Не понимаю, как кто-нибудь может пожелать сделать ему больно, — пробормотал он, — взглянув на маленький красный след на шейке ребенка.
Я случайно посмотрел на Холмса и увидел на лице его чрезвычайное напряжение. Его лицо, казалось, было вырезано из слоновой кости, а глаза только что устремленные на отца и сына с любопытством разглядывали что-то на другой стороне комнаты. Следя за его взглядом, я мог лишь установить, что он смотрит сквозь окно на печальный мокрый сад. Правда, ставни наполовину прикрывали окно и затеняли вид, но все же не было сомнения, что именно окно приковало к себе все внимание моего друга. Затем он улыбнулся и перевел глаза на ребенка. На его нежной шейке алело красное пятнышко. Не говоря ни слова, Холмс внимательно осмотрел его. Он взял ручонку мальчика.
— Добрый вечер, маленький мужчина! Ты странно вступил в жизнь. Я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз, няня.
Он отвел миссис Мэзон в сторону и о чем-то серьезно заговорил с нею. Я расслышал только его последние слова:
— Я надеюсь, вам уже недолго придется опасаться!
Нянька, по-видимому, молчаливая и сдержанная женщина вышла вместе со своим питомцем.
— Что это за женщина? — спросил Холмс.
— Она не слишком приветлива, как вы видите, но это золотое сердце. Она обожает ребенка…
— Нравится она вам, Джеки?
Холмс внезапно обернулся к мальчику, выразительное лицо которого потемнело, он покачал головой.
— Джеки очень строг, — улыбнулся Фергусон, обнимая сына, — К счастью, я принадлежу к числу его симпатий.
Мальчик прижался к отцу.
— Иди, маленький Джеки, — сказал Фергусон.
Он любящими глазами следил за сыном, пока тот не скрылся за дверью.
— Сейчас я чувствую, мистер Холмс, — сказал он, — что напрасно побеспокоил вас! Что можете вы сделать во всем этом? С вашей точки зрения это вероятно исключительно сложное и тонкое дело.
— Безусловно, — сказал мой друг.
— Но сложность никогда не отпугивала меня. Фактически я разрешил дело прежде чем мы оставили мою квартиру. Мне оставалось лишь наблюдениями подкрепить свои заключения.
Фергусон провел рукою по лбу.
— Ради Бога, мистер Холмс, — сказал он хрипло, — если вы видите правду во всем этом ужасе — почему же вы молчите. Что мне делать?!
— Разумеется мне следует объясниться. Но не хотите ли вы позволить мне действовать по-своему? Скажите, Ватсон, леди Фергусон в состоянии принять нас?
— Она больна, но находится в сознании.
— Хорошо. Мы можем выяснить это все лишь в ее присутствии. Пойдемте к ней.
— Но она не хочет меня видеть! — воскликнул Фергусон.
— Нет она хочет! — уверенно возразил Холмс.
Он написал несколько строк на листке бумаги.
— Ватсон, вы уже были там. Не хотите ли передать леди эту записку?
Я снова поднялся наверх и вручил записку Долорес, которая опасливо приоткрыла дверь.
Я услышал в комнате крик, крик радости и изумления. Долорес выглянула.