Вампирский Узел
Шрифт:
— Я думала, что ты — зло, — говорит она уже потом. — Но ты принял в себя Тело Христово и не отшатнулся от святых даров.
— Зло? — Он дает ей подоткнуть у себя одеяло и послушно целует ее в щеку, стараясь, чтобы прикосновение его губ было по возможности кратким — чтобы она не успела почувствовать обжигающий холод. Ждать осталось недолго. Как только она заснет, как только он услышит ее безмятежный храп, он сольется с тенями и выскользнет из дома на улицу.
— Но как ты можешь быть злым, mein Schatz? Ты всего-навсего маленький мальчик с ангельским голосом.
Спать он не может. Он просто лежит в темноте и думает:
На следующий день он идет в оперный театр. Там сейчас на гастролях один дирижер из Америки, некто Стивен Майлс. Это действительно кое-что — гастроли американского дирижера в их сонном маленьком городишке.
Старенький капельдинер по имени Вольфган на входе обращает внимание на юного мальчика. Одет аккуратно и чисто: серые фланелевые шорты, черный галстук, пиджак под цвет шортов. Вот только какой-то уж слишком он бледненький. Темные волосы гладко причесаны на пробор. Он улыбается и выпевает радостное: «Gross Gott».
Вольфган моргает, и мальчика нет.
Черный кот проникает в зал. Репетиция в самом разгаре. Вечером дают «Волшебную флейту» Моцарта. Музыканты в оркестре работают без пиджаков. Дирижер, по обыкновению американцев, одет в какой-то крикливый безвкусный костюм. По-немецки он говорит просто ужасно. С одной стороны оркестровой ямы в густой тени бархатной занавеси кот видит ступеньки на сцену. Он прыгает вверх, его когти вонзаются в мягкую ткань…
— Да уберите вы эту чертову кошку, — говорит дирижер по-английски. Что-то у него в голосе…
Он испуганно вздрагивает и на мгновение теряет контроль над обликом. Его не видели? Нет. Он скрыт какими-то разрисованными щитами: фанерными стенами замка.
Дирижер обрывает музыку, чтобы что-то сказать оркестрантам. Голос взрослый, не мальчик-вампир различает в нем голос ребенка… он слышит напевную мягкость, хрупкую кромку былой красоты… и вспоминает Стивена Майлса…
Мальчика, с которым они оказались лицом к липу перед окровавленным алтарем, где лежала изрезанная девушка, и запах горящей младенческой плоти и горького ладана… воздетый жертвенный нож, глаза ребенка-..
Ему хочется показаться Майлсу. Показаться этому человеку, чей детский дискант звучит в его памяти на протяжении тридцати лет…
…но он не знает, как к этому отнесется Майлс. В последний раз они встретились под знаком страха. И все же у них было что-то, что их связало. А иначе как этот маленький мальчик увидел его в его истинном облике, хотя все остальные видели в нем воплощение своих самых глубинных страхов?! Он уже взял себя в руки и контролирует зримый облик. Он опять обращается черным котом. Увернувшись от рабочего сцены" которого Майлс послал «шугануть, эту чертову кошку уже наконец», он прячется между деталями декораций. Едкий запах краски и парусины бьет ему в ноздри.
Майлс говорит:
— Амелия! Ты готова к сцене самоубийства?
— Да. — Голос из глубины зала. И сквозь прореху в холщовом замке Конрад Штольц в первый раз видит Амелию Ротштейн. Она идет по боковому проходу к сцене.
На ней яркое красное платье, вызывающе короткое; ее длинные черные волосы в беспорядке рассыпаны по плечам. Такое впечатление, что она их даже не причесала. У нее тонкий красивый нос и роскошная пышная грудь. Ей, наверное, чуть за двадцать. Майлс дает ей сигнал начинать, но она уже поет. Легко поднимается по ступенькам на сцену и продолжает вести свою партию. По либретто она, восхитительная красавица Пальмина, хочет покончить с собой, потому что давно не получала вестей от своего возлюбленного Тамино и боится, что его уже нет в живых. У нее хороший голос — ничего выдающегося, конечно, для того, кто за столько веков слышал стольких великих певцов; но все же вполне приемлемый, — и она компенсирует недостатки техники волнующими вздохами, когда ее роскошная грудь поднимается, выпирая из выреза платья и отвлекая музыкантов. Черный кот смотрит вверх, на софиты.
Потрясающе! Там, наверху, — трое маленьких мальчиков в туниках и напудренных париках. И каждый сидит на маленьком облачке! Почему они в костюмах? Это вроде бы не костюмированная репетиция… Может быть, они просто решили опробовать новенькие костюмы? У одного из мальчишек парик сидит криво. Они беспокойно поглядывают на дирижера. Конрад вспоминает сюжет: сейчас трое гениев храма должны предстать перед Пальминой и сообщить ей, что Тамино не умер и что ей сейчас надо идти к нему — они вместе пройдут испытание огнем и водой, дабы высшие силы определили, достойны ли возлюбленные друг друга. Стало быть, по режиссерской задумке, гении спустятся с неба на облаках. Очень мило.
Он пожирает глазами Амелию Ротштейн и вожделеет ее… но не так, как мужчина-смертный вожделеет женщину. У его клана свои пути.
Он смотрит на Стивена Майлса и знает, что это отнюдь не случайная встреча. Они как-то связаны между собой, и ему нужно придумать, как показаться этому человеку — по-настоящему, как тогда, в часовне. Ему нужно понять, почему Стивен сумел разглядеть его истинный облик сквозь завесу иллюзии… почему он сумел разглядеть его скрытое "я"…
Теперь мальчишки тихонько хихикают у себя наверху. Один из них только что рассказал пошленький анекдот насчет постельных пристрастий американцев; только мальчик-вампир с его острым слухом сумел расслышать его со сцены.
Он сгущает вокруг себя тени. Пружинисто прыгает вверх и преображается на середине прыжка. Теперь он — летучая мышь. Он парит на раскинутых крыльях между холщовыми облаками. Он — черный ворон, он — черный сокол, он рвет веревки когтями, и…
Облако обрывается. Мальчик падает сверху на сцену. Холщовый замок содрогается и падает тоже. Амелия истошно кричит.
Черный кот пробегает по сцене, перепрыгивает через упавшего мальчика и убеждается, что он мертв.
Теперь кричат уже все. Появляется старый Вольфган. Помощник режиссера орет, что веревки были надежные. Оркестр словно обезумел.
Черный кот прыгает в оркестровую яму, подбирается к дирижерской кафедре. Стивен Майлс оборачивается.
Он видит бледного миниатюрного мальчика с неотразимыми глазами. Они смотрят друг другу в глаза — Стивен аж рот открыл от изумления.
— Я тебя знаю? — Он так ошарашен, что даже забыл перейти на немецкий.
Мальчик по имени Конрад Штольц осторожен. Он не отвечает Стивену по-английски. Ничем не выдает, что понял. Он лишь говорит очень тихо:
— Daft ich fur Sie singen? Можно, я вам спою?