Вампиры — дети падших ангелов. Танец кровавых маков.
Шрифт:
Лайонел привлек к себе девушку и, приподняв, усадил на белые перила.
Катя тоскливо вздохнула.
Он поцеловал ее — новый вздох.
Тогда предложил:
— А если танцевать для тебя и смешить тебя мы научим Орми?
Девушка отвернулась и вздохнула в третий раз.
Молодой человек нерешительно посмотрел по сторонам, как будто боялся, что их кто-то увидит.
— Я должен что-нибудь сказать, найти слова утешения…
Катя попалась в плен его ледяных глаз и уже не смогла отвести взгляд. В голове зазвучала мелодия норвежского композитора «В тебе течет река». Она медленно лилась нежнейшими перезвонами, легкими, похожими на дыхание, дрожь ресниц, стук влюбленного сердца.
— Вряд ли такие найдутся…
— Но я все равно попробую.
Она обвила руками его шею и замерла в ожидании.
— Мне жаль, — медленно промолвил он.
Катя поморщила нос.
— Не подходит, — задумчиво констатировал Лайонел. — Тогда так: мы всегда можем съездить на остров, вместо Венеции.
— Уже лучше, — шепнула она.
Молодой человек подозрительно прищурился, воскликнув:
— Усыновить Йоро? Никогда!
Девушка не выдержала, улыбнулась, а он склонился к ее губам и, едва касаясь своими, сказал:
— Есть такие слова, слышал их тысячу раз, но сам никогда не произносил.
Лайонел нежно провел ладонью по ее щеке.
— Я тебя люблю.
У нее перехватило дыхание. Она даже не надеялась когда-нибудь услышать от него именно эти слова. Он говорил о своих чувствах как угодно, но только не так…
Их губы встретились, далеко-далеко позади корабль сатаны исчез с горизонта, а нитка на пальце девушки размоталась — изумруд упал на деревянный мост.
Молодой человек стянул ее с перил, обнял крепче и, не опуская на землю, не переставая целовать, отшвырнул ногой зеленый камешек. Тот скользнул под ажурную решетку, тихонько булькнул и исчез в глади воды, точно его и не было. Лишь исказившиеся на миг звезды покачнулись в черном зеркале канала.
Лайонел сделал несколько шагов и, не спуская с девушки глаз, предложил:
— Погуляем?
Катя весело спросила:
— Я ведь пойду сама?
— Когда-нибудь, — неопределенно ответил он и прибавил: — Тут есть интересные скульптуры, я расскажу тебе о них.
Она крепче обхватила ногами его пояс и, перебирая мягкие завитки у него на затылке, пробормотала:
— Лучше бы снова про то, что ты любишь меня…
— Может быть, — пообещал он, — после скульптур…
— А давай позовем Орми!
— Это еще зачем?
Катя засмеялась.
— Ну ты же хотел знать, что она мне сказала тогда…
«Пару тысяч раз, не меньше» — пролетела над ними мышь.
— Какие страшные цифры, — недоуменно заметил Лайонел. — О чем вы?
Девушка жалобно посмотрела на него.
— Это столько раз мне нужно вздохнуть, чтобы ты от скульптур перешел к признанию.
Он поднял голову, а когда крылатый дракончик оказался позади них, обернулся и произнес:
— Не преследуй нас. Мы хотим остаться наедине.
Девушка встревоженно закусила губу. Кажется, они его рассердили. До прозрачности голубые глаза сделались холоднее.
— Ты говорил что-то про скульптуры, — осторожно напомнила Катя и уткнулась лбом ему в плечо.
Лайонел чуть повернул голову и, касаясь ее щеки ресницами, прошептал:
— Нет, я говорил, что люблю тебя.
Летучая мышь поднималась все выше, две фигуры на желто-зеленой аллее уменьшались, пока не превратились в серебристые точки. Мышь сделала в воздухе мертвую петлю, закрыв влюбленных своим крылом от света полумесяца, — и те растворились во тьме.
Вильям вышел за зеленые ворота, подкидывая на ладони мячик. На острых кончиках колючей проволоки поверх стены притаился хищный блеск лукавого месяца. Он насмешливо серебрил листочки, попавшие в плен проволоки, застрявшие между ней и не способные выбраться. Еще не мертвые, но уже и не живые — они зависли где-то посередине.
Молодой человек задумчиво подкинул мячик, поймал его и уставился на асфальт, где лежали другие листья, ожидающие своего последнего часа. Попадались среди них и зеленые, видимо, сорванные с веток сильным ветром.
Вильям чувствовал себя, как те листья в проволоке, застрявшим. Одна его жизнь оборвалась, как у рано опавшего с дерева зеленого листа, а другая началась в такой вот проволоке — не упасть, не разбиться и не сгнить вместе с другими.
Он досадливо пнул листья. Его брат любил осень. Говорил, есть в ней что-то неуловимо близкое им — им всем, обреченным на бесконечность. Он всегда видел и знал то, чего остальные не видели и о чем даже не подозревали.
Молодой человек усмехнулся. Вот таких уникальных стоило делать бессмертными, чтобы оставить вечности на память столь органичное, неповторимое создание. Идеальный листок для гербария. А остальные мучились бессмысленно, недостаточно красивые, недостаточно умные, недостаточно повзрослевшие.
— Повзрослеть, — пробормотал Вильям. Брат хотел, чтобы он повзрослел. Но было бы куда проще, если бы тот сказал, как это сделать…
Вильям вывернул из-за угла, в то же мгновение его оглушил рев двигателя и в него въехало что-то огромное. Он отлетел в сторону, мяч выскочил из рук и покатился по асфальту.
Мотоцикл занесло в сторону, и девушка, одетая в обтягивающий кожаный костюм, свалилась возле стены, чиркнув ручкой своего байка о цемент, от чего вспыхнула яркая искра.
Вильям лежал на животе, прижавшись щекой к асфальту. Хотел подняться, чтобы посмотреть, что с девчонкой. Но та его опередила, перед глазами замелькали длинные черные сапоги на высоких шпильках. А затем изящная ножка ударила его под дых с такой силой, что он задохнулся от неожиданности. Затем последовал новый удар, снова и снова.
— Что же ты, поганая скотина, под колеса лезешь! — прошипела черноволосая и, тряхнув своим длинным высоким хвостом, устремилась к мотоциклу. Села на него, завела и уехала, даже не оглянувшись.
Вильям приподнялся на локте, глядя ей вслед. Они уже где-то встречались.
— Поганая скотина? — повторил шокированно. — Это я-то?
К его щеке прилип лист, но он не заметил, судорожно втягивая в себя запах крови, оставшийся после незнакомки. Она была человеком.
— Господи, куда ты смотришь? — забормотал молодой человек — Какая испорченная, отвратительная, омерзительная, наглая, грубая девица. Кто она?