Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной
Шрифт:
— Ну что ты так дрожишь, глупенькая? — он по–прежнему гладит мои руки. Кончиками пальцев, едва касаясь. — Ты меня раздетым не видела? Или я тебя? Идем. Ну ты же не хочешь всю жизнь видеть это место в кошмарах? Давай убьем, наконец, твои страхи и подарим этой ванночке другие ассоциации. Яркие, положительные. Это ведь просто место для удовольствий. Ра–азных. Само по себе смерти оно не несет.
— А в комплекте с тобой?
— Если очень попросишь, — он жарко лизнул меня в шею, тут же отстранился и спрыгнул в воду. — Присоединяйся. Хоть отмою тебя. Перепачкалась же вся, пока по саду бегала.
Вода не достает ему даже до груди, пузырясь вокруг мириадами
— Скажи мне, что ты меня любишь, — прошу неожиданно для себя самой.
— Зачем, маленькая?
— Не знаю. Не важно. Ты обещал. Просто скажи. Заставь меня поверить. Ты же можешь.
— Люблю тебя, — отзывается он спокойно и просто, глядя прямо в глаза своими невозможными серыми глазищами. — Дыханием весны
Ты опаляешь, сердце обнажая.
Такая близкая. И без конца чужая.
Мне остаются о тебе лишь сны.
Он приближается, берет меня за руку, целует кончики пальцев. И продолжает:
— Приди ко мне. Услышь мой нежный зов
И подари от вечности мгновенье.
Вознагради за долгое терпенье
И светлую мою прими любовь.
Очень медленно опускаю ноги в воду. Она теплая, приятная, нежная. Как его стихи. Как его рука. Не отрывая взгляда от его глаз, спрыгиваю на дно, позволяя воде принять себя, окутать. Неснятая рубаха противно облепляет мне тело, бесконечные пузырьки бестолково толкутся вокруг.
Я смотрю в его глаза. Его лицо освещает солнце, и зрачки — лишь тонкие черточки. Медленно поднимаю руку и провожу по его волосам. Затем запутываюсь в них пальцами.
— Какие у тебя сейчас глазищи, — произносит Лоу, беря меня за талию.
— Тихо, не порть, не надо, — кладу палец ему на губы.
Он мой палец сперва целует, затем обхватывает губами и начинает тихонечко посасывать. Я смущаюсь и руку отдергиваю.
— Можешь сделать для меня кое–что? — почти шепчу.
— Что, маленькая?
— Давай… давай притворимся, что этих двух лет — не было. Что ты встретил меня на Горе и… забрал с собой. В тот же день, сразу… И я верю в твою любовь, и согласна отдать тебе жизнь… Здесь, сейчас. И ты возьмешь…
— Ты хочешь сыграть в собственную смерть? — он тоже не отрывает от меня глаз. Очень серьезный, очень спокойный. — Есть и другие игры, Лара. Добрее и позитивней.
— Пожалуйста, Лоу! Я хочу понять. Я так давно хочу понять… Как она смогла… вот так… Что такого ты ей сказал, может, сделал, что она смогла… сама, добровольно…
— Я же объяснял, Лара, это искусственная…
— Перестань. Я наслушалась уже, хватит. Я устала быть уникальной. Я обычная, внушаемая, как все. Я пошла с тобой, а она осталась, в университет поступает, она ведь талантливая, очень, зря ты… А Анхена я не встретила. Не поступила, не дожила, не узнала. Не было его в моей жизни. Нет. Не существует. Только ты. Мой первый вампир. И единственный. Навсегда, до смерти. До сейчас.
Его рука скользит мне на спину, рывком прижимает к его груди, его губы закрывают мне рот поцелуем, гася в зародыше подкатывающую истерику. Он целует. С напором, страстью. Там, на озере, он был куда деликатней, словно боялся спугнуть, а сейчас… А впрочем, я же сама… просила его… чтоб любил…как свою… бесконечно влюбленную… Дыхания не хватает, мысли разбегаются… Он медленно отстраняется. Смотрит в мои глаза, слегка подернутые туманной дымкой. Затем нагибается и слизывает со щек соленые дорожки слез. Слушает мое неровное дыхание. И снова смотрит в глаза. Все смотрит и смотрит.
— А ведь я не знаю, что сказать, — произносит, наконец. — Всегда знал, а сейчас не знаю. Ты ждешь от меня слишком многого, а я просто вампир, повстречавший свою деву. Единственную, неповторимую. Которую уже не искал. Давным–давно не искал. И все слова, которые были, раздал другим. И хочется сказать тебе что–то особенное, но ничего особенного не осталось…
Мои руки лежат на его плечах, его — сомкнулись на моей спине, и бурлит вокруг вода безумством белой пены. И не понять — не то отказывается он сейчас от роли, ему предложенной, не то ее и играет. Но не все ли равно. Время замкнулось в круг, и я стою в той самой ванне, от которой некогда отказалась, с тем самым вампиром, которого с презрением оттолкнула, и больше всего на свете хочу понять, что было бы… нет, как оно все было бы, если бы я тогда согласилась. Влюбилась… вот в эти глаза цвета неба перед дождем, в эти тонкие, красиво изогнутые брови, в этот точеный профиль. И в губы, словно навек припухшие от бесконечных поцелуев… А ведь я была не права…тогда. Эти губы хочется целовать… Наивная молоденькая дурочка. Мудрости неземной хотелось. А вампиры… созданы для поцелуев. Для любви… и смерти. А больше… ничего и не надо. Совсем.
Мои руки скользят в гущу его волос, притягивают ближе его лицо. Мои губы сливаются с его, и это мой язык скользит ему в рот, потому, что слова… слова я и сама придумаю. Потом. А сейчас я тону. В его глазах, в его губах, в его руках, что все скользят по моей спине, ощупывая мое тело сквозь ткань — жадно, бесстыже. В этой бурлящей пене его вампирской ванны, которая бурлит уже у меня в крови, лишая стыда, разума, заставляя творить безумства. Целую его в шею. Раз, другой, третий. Он запрокидывает голову, позволяя, принимая. Но просто целовать мне мало, хочется прикусить. Или всосать в себя тот маленький участок его кожи, до которого удалось добраться. Спускаюсь поцелуями к ключицам. Его руки сжимают мне грудь — сильно, я даже вскрикиваю. Он чуть ослабляет хватку, и вновь сжимает. И еще, и еще. Выгибаюсь, не сдерживая стонов. Сладострастные волны жарко прокатываются по телу, теперь уже он целует мою выгнутую шею, проводит по ней языком, прикусывает…
— Ты точно пойдешь со мной до конца? — жарко шепчет он мне на ушко. — Сейчас мы можем еще остановиться.
— Да, Лоу, да! Не останавливайся, пожалуйста. Я хочу дойти до конца. С тобой. Сейчас. Здесь.
— Ты отдашь мне свою кровь?
— Да, любовь моя. Кровь. Плоть. Жизнь.
Играла ли я тогда, пробуя на вкус слова, которых в жизни не говорила? И зная, что жизнь он не заберет, потому что?.. Или сама уже в тот момент почти верила, почти была — Лизой, или той Ларисой, которая не подставляла подругу и пошла с ним сама? Или даже уже без «почти»? И готова была — отдать ему даже жизнь?
Он отступает на шаг. Смотрит. Грозовыми своими глазами.
— Разденься для меня.
Да, конечно. Вот только… Смущаюсь. Анхен всегда раздевал… Не было! Я Лиза. И я влюблена. И я не могу отказать. Чуть нагибаюсь, берусь за подол…
— Неет, — улыбается он мне, так коварно и… развратно, по–другому не скажешь. — Не здесь. Там, — и кивает на бортик.
Там. Ладно.
— Но ты же мне поможешь… подняться?
Подхватывает меня на руки и сажает у кромки воды. Пытается отступить назад.