Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной
Шрифт:
— Ну так и гуляли бы по ночам, как в сказках про Дракоса, — и ревновать вроде не к чему, а раздражение не ушло. — Что ж вы под солнцем–то бродите, коль так оно вас не любит?
— Мы его любим, Лар, — он вновь возвращается со мной на диван, — ничего не поделать, мы его дети. Ты ведь знаешь, листва во тьме не зеленеет. А в нас слишком много от растений. В древности говорили: «У эльвина одна душа с его деревом», и это были не просто слова. Без солнечного света мы сходим с ума и гибнем, погружаясь в кошмар, из которого нет выхода. А солнце и ваша кровь
— А… искусственное освещение? Цветы же растут…
— Но мы не совсем цветы, верно? — он невесело усмехается. — Думаешь, мы не пытались? Не перебирали все варианты? Этот — единственный возможный. Но и он дает нам лишь отсрочку. Столетиями мы ищем выход. Но выхода по–прежнему нет. И последний авэнэ сидит и смотрит, как умирает последняя Великая Аниара и воет от собственного бессилья. А ты говоришь — имя. Да я ее любым назову, вот только это все равно не поможет.
Обнимаю его. Грустно. Может, оно и правильно, и не нужен на земле такой народ, но ведь когда–то они были другими. И не пили кровь…
— Погоди, а Низшие? Ведь они же тоже эльвины. Но им не нужен свет, они же под землей, в пещерах…
— Им и кровь не нужна, принцесса. Это другой народ, там совсем другая органика…
— Но Лоу рассказывал, вы некогда были единым…
— Лоу… — с непонятным выражением произносит он. Но продолжает по теме, — это всего только сказка, Ларис. Ложь, хоть и с намеком. У нас не бывает общего потомства, у нас разная природа, разная магия, разные среды обитания… Мы никогда не были единым народом. Подозреваю, мы вообще из разных миров. Но это все — даже для меня седая древность. Что уж говорить о… Лоу.
— Да что ж тебя корежит так от его имени? Ему уже и рассказывать мне ничего нельзя?
— Да пусть рассказывает, что хочет, просто… Думаешь, мне не обидно? Ты зовешь его Лоу, всегда, с первой встречи. А меня ты Нэри не называла. Ни единого раза, что бы ни было. Хотя прекрасно знаешь это имя.
— Но… — вот это мы приплыли. — Но ты никогда и не просил. Я привыкла звать тебя Анхен, ты сам так…
— О таком и не просят, Лар. Это каждый решает сам. Вот только он ведь тебя тоже не просил. Никогда, я уверен. Но ты всегда звала его Лоу. Это было очень забавно, когда ты его ненавидела, но сейчас… С каждым разом забавляет все меньше.
— А это ревность, а вампиры не ревнуют, — только и нашла, что сказать, и уткнулась в тарелку с кашей. Намек, конечно, прозрачен, вот только… он Анхен. Я его этим именем чувствую. Каждой клеточкой. А на Нэри он… не похож… не хочу, язык не повернется… А ведь обидится… Ну что за нелепые заморочки с их нелепыми именами?
Возвращение Дэлиаты от необходимости продолжать разговор меня избавило. Тем более, вернулась она не одна. Под руку ее держала красотка с ядовито–желтыми волосами, постриженными столь коротко, что они топорщились у нее, словно иглы перепуганного ежа. Из одежды на вампирше были только кожаные трусы, еще и с разрезами по бокам, украшенные бесконечными цепочками и заклепками, и нечто, не намного длиннее лифчика (а может, это сам лифчик и был, кто ж их разберет, насколько у них нижнее белье действительно нижнее). Вторая вампирша выглядела куда солидней. Гладкие темные волосы закрывали лоб до самых бровей, прятали уши, а сзади даже чуть прикрывали шею. Одежды ее тоже были длинными (ага, аж до колена), из тонкой полупрозрачной ткани бирюзового оттенка.
Устало опустившись в ближайшее кресло, Дэлиата представила своих спутниц. Желтоволосая оторва по имени Ринхэра отныне будет помогать «по дому», то есть заботиться о хозяйке. Вторая же оказалась аниарой и каким–то там значительным лицом в их местной русалочьей общине. Из ее длинного витиеватого имени запомнилось лишь первое — Зианара.
— Приятно познакомиться, — светло улыбается им Анхен, царственным кивком позволяя составить ему компанию в этой гостиной.
— Мне тоже… приятно, — осторожно произношу на эльвийском, поскольку беседа идет на нем. И тут же получаю в лоб хрустальным вампирским молоточком, и блеск в глазах аниары не позволяет ошибиться, «от кого прилетело».
— А вот теперь не очень приятно, — изображаю губами милую улыбку, даже не пытаясь скрыть при этом истинные эмоции.
— Лариса, — мягко тормозит меня Анхен, но очередная вспышка в глазах русалки заставляет поморщиться и его. — Не так явно, пресветлая. Разрешения на ментальное воздействие я не давал.
— Тогда заставьте ее сами… — высокомерно начинает Зианара. Но договорить ей не дают.
— А вот теперь вы пытаетесь указывать мне, — голос авэнэ угрожающе тих и чарующе мягок. — А на такое я могу и обидеться.
— Пресветлый авэнэ забывает, что это он просит об услуге, — она смотрит ему прямо в глаза, надменная, непримиримая…
— Я не прошу, я всего лишь спрашиваю: можете ли вы ее оказать? Добро я не забываю. Зло тем более, — откинувшись на спинку дивана и приобняв меня одной рукой, он смотрит на нее, полуприкрыв веки, томный, расслабленный. Меж тем она сидит очень прямо на самом краешке стула, губы недовольно сжаты, глаза сияют.
— Огню воды не победить, авэнэ, — произносит она таким тоном, словно это строчка из священной книги.
— Водой была Дэлиата, милая, — Анхен улыбается ей снисходительно, как ребенку. — А вы так, брызги.
— А давайте мы не будем превращать мою гостиную в место политических дебатов, — Дэла с трудом приподнимает веки, фокусирует взгляд на Анхене, затем продолжает, — пресветлая Зианара приехала сюда специально, чтобы пообщаться с Ларисой. И если вы не ошиблись, авэнэ, и сила аниары у девочки есть хоть в малейшей степени, община рассмотрит вопрос о возможности ее дальнейшего обучения — в той мере, в которой это представится возможным.
— Это больше, чем я мог рассчитывать, пресветлая, — Анхен выпрямляется и становится серьезен. — Но даже в этом случае я вынужден просить вас не использовать форму ментального приказа.
Зианара сухо кивает, и это можно счесть за согласие.
Потом аниара отвела меня на берег. От присутствия Анхена она отказалась категорически, заявив, что иная стихия будет мешать. Он и не настаивал.
— Ты ж видишь, я ее раздражаю, — шепнул он мне на человеческом, которого Зианара не понимала.