Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной
Шрифт:
— Вы еще скажите, что мне не стоит забивать свою хорошенькую головку древнейшей историей, и я разочаруюсь в вас, так и не успев очароваться.
— Но ведь вы уже мной очарованы, — неожиданно мягко произносит Фэрэл, вот только глаза его при этом блестят… нестерпимо, аж виски заныли. И вот что мне теперь делать? Смотрю на Нарданидэра, тот — с крайним любопытством — на меня. Ну, да, я же сказала, что Лоу я не люблю, а Лоу ведь тоже первым делом глазами сверкает. Экономят они так время сближения…
— Только вашим прибором, — стараюсь улыбнуться не менее мягко. — Кстати, не расскажете, в чем его суть? И, если можно, словами. Я прекрасно понимаю на двух языках, но все
Нардан смеется уже в открытую. Чуть вздрагиваю, когда его рука оказывается на моей талии и неожиданно крепко прижимает меня к его груди. Ну… сочтем за вампирское выражение симпатии.
— Вот теперь верю, что исключительно ради науки, — сообщает он мне и оборачивается в Фэрэлу. — Не так быстро, юноша. Если уж Лоурэлу не удалось вскружить ей голову, у тебя, похоже, и вовсе нет шансов. По крайней мере, этим примитивным младенческим способом. Все–то вы молодые, торопитесь, все–то вам сразу и в готовом виде подавай. Никакого интереса к процессу.
— Вы, несомненно, правы, профессор, — фыркает Фэрэл, пытаясь скрыть недовольство. — Я определенно не настолько стар, чтоб учить человеческую деву эльвийскому. Поскольку не страдаю склерозом и свободно говорю по–человечески. А Лоу человеческие девы попросту не интересуют. Уж поверьте, если бы он нашел время взглянуть на нее хотя бы дважды… а впрочем, — во взгляде молодого вампира появилось удивление, он замер, словно принюхиваясь, — похоже, все же нашел.
— Ты не поверишь, малыш, но это его дева, — данное заявление отнюдь не мешало светлейшему Нарданидэру по–прежнему крепко обнимать меня за талию, хоть он и позволил мне обернуться к Фэрэлу лицом. — И эльвийскому ее обучал совсем не я. Значит, причина, как ты утверждаешь, склероз? Ай–ай–ай, жаль когда он возникает у совсем молодых… А у тебя, похоже, и с обонянием проблемы, так ошибиться в принадлежности… Идемте, Лариса, не будем мешать мальчику работать. Я ведь еще хотел показать вам лагерь, — и светлейший Нардан решительно повел меня прочь. К счастью, поскольку Фэрэл не сводил с меня изумленного взгляда, словно пытаясь разнюхать все то, что не удалось услышать или увидеть.
А ведь прошлым летом в парке это он был с Лиринисэном. Вежливый, руку мне целовал. И вот так же сверкал глазами, настаивая на скорейшей трапезе. И на что рассчитывал разлюбезный мой Лоу, втравливая меня в эту авантюру? Не один, так другой непременно меня вспомнит.
А Нардан удивил. Я ведь была уверена, что он забыл мое имя. А впрочем… Древний, был куратором, да еще и преподавал. Имена людей не должны представлять для него сложность… Особенно в ситуации, когда молодые прохвосты в склерозе обвиняют.
— Простите, светлейший Нарданидэр, а сколько вам лет?
— Тысячу триста уже отпраздновал, — усмехается он. — И какой же следующий вопрос юной исследовательницы? В каком возрасте наступает склероз?
— Нет, что вы, — смущаюсь я. — Скорее: а у вампиров он разве бывает?
— Когда эльвин устает от жизни — бывает всякое. И склероз — еще не самый плохой вариант, — отвечает он слишком уж серьезно, и я спешу сменить тему.
— А вы действительно преподавали, когда были куратором? В университете? На историческом?
— Преподавал. Мне нравилось общаться с людьми, а не только отчеты перекладывать.
— А почему ушли?
— Да как–то… надоело рассказывать сказки, наверное. Захотелось узнать прошлое этой земли. Подлинное прошлое. Ты бывала в Городе Солнца?
— Да, конечно, еще в школе.
Древнейший город свободных людей описывался во всех учебниках, его модель стояла в Музее Человечества и Университетском музее Светлогорска. Накануне экскурсии светлейшая Александра долго и с придыханием рассказывала, как же нам повезло увидеть воочию этот выдающийся памятник человеческой древности, в свое время заброшенный и забытый, и случайно обнаруженный в наши дни почти на краю южной пустыни… В реальности город не вдохновил. Несколько концентрических кругов защитных стен (за которые его и прозвали Городом Солнца), к каждому из которых изнутри лепились комнатенки, гордо именуемые домами. Все это было некогда деревянным, но дерево почти все истлело, и было заменено современными «копиями».
— А я в свое время его раскапывал, — поделился меж тем Нардан. — Руководил. Копали, понятно, люди. Наши университетские профессора, студенты как основная рабочая сила. Это ведь был огромнейший холм. А внутри… Предполагалось, что вампиры знают. А мы не знали, откуда? И вот мы его копали, и надо было одновременно сообразить, что же это мы нашли, и придумать приемлемую версию для людей. А хотелось просто спокойно разобраться, что за народ его построил, когда, почему покинул…
— Так он настоящий? Его действительно когда–то в древности люди построили?
— Тяжело ни во что не верить, верно? И во всем подозревать подвох? — улыбнувшись, он на мгновение прижал меня к себе чуть крепче. Затем ослабил хватку, но, так и не отпустив, повел дальше. Кур–ратор, блин. Неисправимый. И тоже ведь, небось, девочки были. Все до одной любимые. — Город настоящий. Ему несколько тысяч лет, его раскопали уже пятьдесят лет назад, а мы все еще слишком мало знаем о тех, кто его построил.
А ведь он меня принял, подумалось вдруг. Он скучает по Стране Людей, и он меня принял. Пусть я и не вписывалась в его шаблоны, но он видит во мне студентку, жаждущую знаний. И хоть одной человеческой студентке он может наконец–то рассказать все.
Все же Древние, те из них, что годами, а то и столетиями работали в Стране Людей, относились к нам не просто как к источнику еды и удовольствий. Все они видели в нас что–то еще, что–то, что задевало их душу, а иначе они бы не тратили на нас годы собственной жизни.
Ну а лагерь, к осмотру которого мы приступили, очень зримо делился на три весьма отличные друг от друга части. Ближайшая к древнему холму пестрела просторными шатрами Высших. Расставленные довольно хаотично и не слишком близко друг к другу, они отличались по форме, размеру, цвету. Чуть дальше стояли двумя ровными плотными рядами палатки Низших. Небольшие, невыразительные, одинакового серого цвета. А за ними… а за ними был стандартный человеческий загон. И хотя мне не видна была прозрачная пленка, замыкающая его границы, сомневаться в ее наличии не приходилось. А в этом загоне, лениво и бездумно паслись те, чьи предки были когда–то хозяевами этих мест. И были, возможно, даже похоронены в том самом склепе, что так занимал умы местных вампиров.
И это было так немыслимо и нелепо. Вот они, живые люди, но они годятся лишь в пищу и не вызывают ни грамма интереса, сострадания, участия. Их вид никому не мешает и никого не смущает. Они не отгорожены непроницаемой завесой, не отделены живой изгородью. Они на виду, но, пока не пришло время обеда, о них никто и не вспоминает и не смотрят.
А те, что давно умерли и истлели, те же люди, просто жившие пару тысячелетий назад, сейчас являются объектом самого пристального вампирского изучения, и толпа вампиров, склонившись над большим столом в самом центре лагеря Высших, что–то бурно обсуждает сейчас, разглядывая лежащие на столе предметы, уже явно забыв обо мне.