Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной
Шрифт:
— Ну как так можно, Анхен? — Еву поцелуй вампира ничуть не смущает, и позабыть все на свете не заставляет тоже. — Я понимаю, великие дела, удачная карьера, другие планы. Кто мы такие, чтоб брать нас в расчет? Но позвонить–то можно было?! Просто позвонить и попрощаться, мол, так и так, обстоятельства, люблю–целую–навеки ваш. Это же такая малость, Великий!
— Ева перестань, ты прекрасно знаешь, я терпеть не могу говорить очевидные вещи, — Великий досадливо морщится. — Если я не пришел — значит, меня нет. Если меня нет — значит не пришел. Про «люблю и целую» и так понятно. Зачем тратить время
Анхен чуть оборачивается в мою сторону, протягивает руку, подзывая ближе.
— Ты ведь помнишь Ларису? — он приобнимает меня одной рукой, приглашая к участию в беседе.
— Да, конечно. Трудно забыть единственную секретаршу, которая от тебя сбежала, — блеснула глазами декан. Мстительная бабушка, однако. И впрямь обиделась, что он так резко универ оставил. — Лариса, здравствуйте, — мне она, впрочем, кивает весьма дружелюбно. — Как вам учиться в Новограде? Или вы решили обратно к нам вернуться?
— Да нет, я уже там привыкла. Да и родители у меня уже переехали, — мило улыбаюсь. Ничего лишнего, как договаривались.
— Жаль. А я-то подумала, и вы вернетесь, и Анхенаридит за вами следом…
— Ну а я вам зачем? Я давным–давно морально устарел. У вас теперь новый куратор, молодой, энергичный…
Если он хотел ее этим приободрить, то ошибся.
— Анхен, ну с ним же невозможно работать! При всем моем глубочайшем к нему уважении, — Ева буквально обрушивает на вампира поток возмущения. — Я понимаю, он молодой — в том смысле, что опыта работы в человеческих учебных заведениях никакой, но зачем же все с ходу ломать и переделывать? Может, сначала вникнуть, как, что и почему тобой здесь было сделано и организовано? — она обвиняет и не может остановиться. Ей не нравится новый куратор. Все не то. Не так. При Анхене было лучше. Осмысленней. Удобней. Куратор в лице Анхена хотя бы просто разбирался в человеческой медицине. Причем так, что людей учил секретам мастерства. А этот… При всем уважении… Несомненно Великий вампир, но он не врач. И не администратор. И он просто погубит все то лучшее, что было создано за многие годы…
— Ну погоди, погоди, я понял, — Анхен чуть сжимает ее ладонь, пресекая поток обвинений. — Давай чуть позже, в кабинете, спокойно. Что там с вашей конференцией, еще в разгаре?
— Пока перерыв. Обеденный. Минут сорок осталось.
— Ну вот и чудесно. Ларис, как на счет того, чтоб тоже сходить пообедать, может, встретишь кого из старых знакомых, пообщаетесь. А я пока по своим знакомым пройдусь.
— Хорошо, — присутствовать при его встречах «с коллегами и подчиненными» желания нет ни малейшего. Вернее — просто безумно жалко тратить на это свое время. — Ты сам меня потом найдешь?
— Ну, или подходи к Залу Собраний, если скучно станет. Я там пару слов народу скажу, и поедем.
— Договорились, — уже сделала пару шагов прочь, и притормозила. Пообедать — это хорошая мысль. Вот только на что? Последнюю зарплату, как и последнюю стипендию, впрочем, я получала уже очень и очень давно. Ну а рабам деньги не положены. И если в Стране Вампиров свое полностью зависимое финансовое положение я воспринимала лишь как часть общей своей несвободы в этом государстве, где для людей и вариантов–то других нет, то здесь и сейчас… Вот это банальное отсутствие денег на обед в один миг рушило всю тщательно возведенную иллюзию, что я такая же, как они, одна из них, свободная, гражданка Страны Людей… Я просто собственность светлейшего авэнэ…
— Лариса, что? — резкое падение моего настроения он почувствовал. Но причины — не понял. А как я у него буду денег на обед просить? При всем честном народе, жадно ловящем каждое слово. Мы ж как на сцене сейчас.
— Вы… просили меня вам «Вестник хирургии» купить за последние несколько месяцев. А у меня, кажется, денег не хватит…
— Прости, совсем забыл, — подошел, достал из бумажника купюры, как водится, не считая, протянул. — А журналы в самом деле купи. И посмотри там, что еще из периодики интересного за этот год, я даже обложек не видел еще. Больше ничего не забыл?
— Вроде нет.
— Ну как же нет? — лукаво усмехается он. И, притянув меня к себе, целует взасос. — А распустить слухи о своей ветрености и беспринципности? — и улыбается, бесшабашно, с вызовом.
— Кажется, светлейший куратор слишком давно не был среди людей, — не могу не заметить ему негромко. — И просто пьян от того количества человеческих эмоций, что нас тут окружает.
— Кажется, я больше здесь не куратор, Ларис. Так что могу себе позволить.
Смеюсь. И ухожу от него прочь. У него своя программа мероприятий, у меня своя. Но какое это, оказывается, странное чувство — просто идти по коридору универа. Одной. Куда захочу. Да, я зайду, конечно, в буфет. И книжки ему потом в местном киоске гляну. Я ведь и в самом деле ему их раньше покупала. Давно. Когда еще у него работала.
Кафедры, аудитории… До буфета я шла доооолго. Открывала двери. Извинялась, если кто–то был. Шла дальше. На меня смотрели мельком, обращая внимание не больше, чем на рядовую студентку. Вот только студенткой я не была. Больше не была. И в какой–то пустой аудитории я долго и безнадежно рыдала, съехав по стенке на пол, от того, что теперь я — никто, и в университет, который я всю жизнь мечтала закончить, меня привезли просто в гости, на экскурсию. А ведь я училась тут. Я тут училась. Как же так вышло, что до конца — не смогла?
Плохая кровь? Но… вот у папы моего она немногим лучше. А он просто молчит. Никогда ни во что не вмешивается. Позволяет окружающим быть неправыми, несправедливыми, неискренними. И — живет. Счастливо ли? У него есть любимая семья, любимая работа, он гражданин своей страны. Достаточно ли этого для счастья? Для меня, не имеющей ничего — более чем. Вот только…
Когда я сама имела все перечисленное, была ли я счастлива? Вернее — почему мне не хватило этого для счастья? Почему мне было некомфортно, неудобно, плохо? Почему реалии моей жизни казались мне нестерпимо неправильными? И раз за разом не выдерживая, не вписываясь, не соглашаясь, я потеряла все. Чтобы лишь теперь ощутить, что же такое настоящее «плохо».
Или бывает еще хуже? Когда я перестану быть фигурой на шахматной доске Лоу, когда ко мне потеряет интерес Анхен… Обратно в стада… и смерть. Все мои перспективы.
А этот день… такая насмешка… Но он, наверно, действительно хотел, как лучше. Ведь я так сюда рвалась…
Да, рвалась, стремилась, даже не надеялась, и вот он исполнил мою мечту — а я сижу здесь и рыдаю, вместо того, чтоб наслаждаться подарком. У меня всего один день, и так много надо успеть. Увидеть, вспомнить, почувствовать. Рыдать о несбыточном буду потом. По ту сторону. А я пока на этой.