Вампиры девичьих грез
Шрифт:
— «Великий» подойдет, «Мудрейший» тоже возможно. И у вампиров не бывает могильных плит.
— Одну я организую. Лично тебе.
— Это называется «навязчивая идея», Лариса. Это не ко мне, это на соответствующую кафедру. Насколько я помню — второй этаж.
Вежливо склонил голову в знак окончания нашей беседы, развернулся и ушел.
Не успела я сунуть в сумку ненужную уже книжку, как раздался новый голос. Ни спокойным, ни вежливым его было не обозвать.
— Это на каком же курсе у нас такие разговорчивые студентки водятся? — возмущение просто переполняло невысокого седеющего мужчину. Я его не знала, у нас он не преподавал. Зав. кафедрой. Какой-то. Кажется.
— Ну-ка
Подошла. Куда деваться. Мало мне вампира.
— Лариса Алентова, первый курс, лечебное дело.
— И кто же позволил Вам, студентка Алентова, так позорить наши священные стены?! Кто разрешил в столь неуважительном тоне разговаривать с Великим, посетившим наше учебное заведение?!
— Я не думаю, чтобы мне требовалось ваше разрешение на выбор выражений в частной беседе, профессор.
— А я не думаю, чтобы при таком отношении вам удалось надолго задержаться в наших стенах! Извольте немедленно пройти со мной!
Пошла, проклиная свою несдержанность и мерзавца вампира. Вот мало мне самого факта его бессмертного существования, так еще и неприятностей сейчас, похоже, мешком отсыпят. Сразу к ректору поволочет? Или пока в деканат? Нет, похоже к себе на кафедру для приватной беседы. «…Общей и биоорганической…» — успела считать с таблички раскрываемой передо мной двери. Ну да, обществу по защите вампиров только на биоорганике и заседать. Самое место.
Кафедра была пуста. Профессор молча указал мне, где сесть, нервно порывшись на своем столе, нашел лист чистой бумаги, выхватил из подставки ручку. Едва ли не швырнул это мне и отрывисто бросил:
— Пишите.
— Что? — опешила я.
— Ах, вот теперь «что»! Теперь она невинным ягненком прикидывается! — прорвало светлейшего биохимика. — Объяснительную пишите. На имя ректора. О причинах учиненного вами в общественном месте скандала, публичного оскорбления в стенах нашего университета высочайшего гостя, и проявления в столь вопиющей форме неуважения к заветам наших предков.
— Простите, вы не напомните, что наши предки завещали нам делать с убийцами наших близких?
— Пиши, я сказал! И чтоб я не слышал от тебя не звука более, если не хочешь покинуть университет уже сегодня. Вернее завтра, так как сегодня, на твое счастье, ректор отсутствует. Но завтра, я полагаю, он с радостью освободит тебя необходимости продолжать учебу на нашем факультете.
Я притихла. В тот момент, когда я увидела Лоу, мне захотелось схватить в охапку свои вещи и бежать отсюда навсегда. Отчислиться, чтоб никогда не ходить более по коридорам, оскверненным его дыханием. А вот теперь меня угрожали выгнать, и я поняла, что никуда не уйду! Да чтоб из-за какого-то мерзавца! Вот только как все это написать? Нет, надо успокоиться, взять себя в руки и написать. «Оскорбление высочайшего гостя», это ж надо! Да если б он хоть на миг, хоть на вздох оскорбился! Было бы хоть немного не так противно. «Оскорбленный вампир» — оксюморон, не иначе. Картина «мальчик, оскорбленный яблоком».
Пытаясь отбросить лишние эмоции, старательно выводила на бумаге свои оправдания, надеясь угадать верный тон и понатуральней изобразить покаянную искренность. Профессор демонстративно пялился в какие-то книжки, временами искоса бросая на меня огненный взор.
— Давайте, посмотрим, что вы там понаписали, — видать немного успокоился, раз снова начал обращаться на «вы». — Так, «трагическая гибель подруги… горечь утраты заставила забыть…». Вот очень плохо, Лариса, что частная смерть одного незначительного человека заставила вас забыть самое главное. Причину, по которой все мы, как отдельная ветвь эволюции вообще существуем. И не просто прозябаем, а сумели создать развитое и процветающее государство, развиваем науку, культуру, искусство. Вампиры — наши великие духовные отцы, и все вместе, и каждый из представителей этого древнего и мудрого народа в отдельности. И глубочайшее уважение к ним каждый нормальный ребенок впитывает с молоком матери. Вот говорю я с вами, а у меня такое чувство, что я в детский сад пришел лекцию читать!
Он немного помолчал, глядя на меня с укором. Я сидела, пристыжено опустив глаза, уговаривая себя молчать, что бы он сейчас не сказал. Вылетать из универа из-за несходства наших мировоззренческих позиций я была не готова.
— Видимо, мы поступим с Вами следующим образом. Мне искренне хочется верить, что виной всему эмоциональное расстройство. И Вы действительно сожалеете о случившемся. И потому я, как председатель Общественного Совета университета не стану ставить перед ректором вопрос о вашем немедленном исключении. Но, — жестко продолжил он, глядя как вспыхнули мои глаза и распрямилась спина, — неуважение, проявленное Вами по отношению к Великому воистину неслыханно и недопустимо! И потому Вам будет занесен строжайший выговор в личное дело. По правилам университета третий подобный выговор является поводом к автоматическому исключению. Я надеюсь, что это заставит Вас очень хорошо думать, прежде, чем открыть рот. Так же Общественный Совет направит официальные письма по месту работы Ваших родителей, ставя соответствующие организации там в известность об их халатности, проявленной при воспитании дочери.
Удовлетворенно полюбовался произведенным эффектом. А эффект был, и огромный! Да если на работу придет такое письмо, отца могут запросто понизить в должности, а мать так и вообще уволить! Достойное воспитание ребенка является первостепенной задачей любого гражданина нашего общества.
— Не надо письма, профессор, пожалуйста, я вас умоляю, не надо письма! Я была глубоко неправа, я раскаиваюсь, я клянусь, что никогда более, только не пишите им!
— Я Вас более не задерживаю, студентка Алентова! Если поторопитесь, еще успеете к началу пары. — светлейший председатель, весьма довольный моей реакцией, не только указал мне на дверь, но и лично открыл ее для меня, ибо не намерен был уделять мне больше ни минуты.
Я вышла из кабинета почти в слезах. Да что ж такое! Он с дружками убивает Лизку, причем самым извращенным и омерзительным способом. И не то что не скрывая, а даже гордясь содеянным расхаживает среди людей, бродит по университету, а я ему слова не скажи! Да будь они людьми, им бы впаяли лет по 15 каждому, но они вампиры, и потому это я, оказывается, тут главный гад, грублю Высоким Гостям. Недостаточно хорошо воспитана, чтоб осознать незначительность частной смерти перед лицом мировой истории!
Горько вздыхая, покорно побрела на лекцию. Прогул мне сейчас решительно ни к чему, да и учебник по основам мед. терминологии был просто ужасен. Уж лучше слушать в живую, так хоть что-то в памяти остается.
В аудиторию я попала прежде преподавателя. Бросила сумку на первое же попавшееся мне свободное место и рухнула на скамью. Не думать, не вспоминать, потом, дома. Надо как то пережить этот день.
— Что Ольховников, сильно ругался? — сидевшая рядом Марта не могла сдержать любопытства. К Марте я относилась никак. Антипатии она во мне не будила, симпатии, впрочем, тоже. Полноватая, невысокая, с толстыми рыжими косицами, она просто была у нас в группе, и я даже помнила ее имя, так как на днях она делала неплохой доклад по биологии.