Вампиры не стареют: сказки со свежим привкусом
Шрифт:
Пич моя лучшая подруга – низкорослая кореянка с выкрашенными в блонд волосами и острым, как бритва, языком. В прошлом году она заявилась на фестиваль в костюме окровавленной змеи и кричала о жестоком обращении с животными всем, кто мог ее услышать, пока шериф не выдворил ее с территории. Она единственная, кто в курсе, что моя семья отличается от других. Правда, она не знает, в чем именно. Я обвиваю рукой ее плечо.
– Ну, зато мы всё еще самые совершенные существа в кампусе.
Она смеется.
– Ага. Безоговорочно!
Лэндри скрещивает руки на груди над эмблемой
– Ага. Мне нравится мысль, что футбольная команда Суитуотера работает у нас на разогреве. Все знают, что эти помпоны – настоящие любимцы публики. – Он шлепает себя по обеим ягодицам, чтобы ни у кого не осталось вопросов, про какие именно помпоны он говорит.
Уэйд Томас, белый парень с накачанной грудью, оборачивается на нас со скамейки футбольной команды.
– Вы ведь знаете, что мы вас слышим, да? – говорит он.
– И это хорошо, – говорит Пич. – Всё, что вам всем нужно, чуть больше настоящих разговоров и чуть меньше людей, радостно дующих вам в попу.
Уэйд играет бицепсами и подмигивает.
– И этими губами ты целуешь свою маму, Пич?
– Всех, кроме тебя, – пропевает она.
На табло горит счет: «Гости: 11 Хозяева: 48». Только одно может наводить тоску еще сильнее – наблюдать, как тетя Джемма пытается приготовить ужин изо всех остатков, что накопились из того, что мы заказывали на протяжении недели.
– Вы были близко, парни! – кричит кто-то из толпы.
Я закатываю глаза. Близко? Почему все так беспокоятся о том, чтобы наградить парней типа Уэйда за то, что они делают самый минимум? Хотите знать, кто и вправду был близко? Скитающаяся вампирша, ужином которой на прошлой неделе едва не стал этот самый Уэйд во время одиночной смены на заправочной станции его отца. Большой, сильный Уэйд, просидевший на скамье последние две недели, но чье эго по-прежнему размером с трактор. Ну, он и понятия не имел, как близок был к тому, чтобы стать очередным мешком с кровью.
Однако то, что я спасла Уэйда, нисколько не улучшило ситуацию, потому что я не убила эту странницу, а три дня спустя тетя Джемма обнаружила в пруду на окраине города троих водителей грузовиков с разодранными горлами.
– Так, вы все, загружаемся! – кричу я остальным членам своей команды.
– Принято, Кэп, – отвечает Лэндри, и несколько девчонок из команды-соперника свистят ему. Лэндри горячий. Горячий не только для захолустья где-то в Техасе, а по-настоящему горячий. Это бисексуальный красавчик шести футов ростом с очень смуглой кожей и тугими и гладкими афрокосичками. От него не может отвести глаз весь мир, но он в последнее время не сводит глаз только с Пич – еще бы она это заметила.
Мы все собираем наши знаки, помпоны, спортивные сумки. Уже в автобусе я натягиваю под юбку треники и надеваю толстовку.
– Эй, Кэрили, – кричу я в темном автобусе. – Отличный той-тач!
– Да! – вторят мне еще несколько людей.
– Спасибо вам всем, – отвечает высокий голосок девятиклассницы с задней части автобуса.
Мисс Гарза устраивается в первом ряду со своей лампой для чтения и книгой, пока наш автобус громыхает по дороге.
Я сижу одна, а Пич и Лэндри – через проход от меня, оба пялятся в телефон Пич, на котором включено видео ее любимого бьюти-блогера с подробностями ее весьма неприятного и весьма публичного расставания.
Я никогда не узнаю, каково это – не подозревать о существовании вампиров и о необходимости их бояться, но в такие моменты, как этот, я ближе всего к блаженному неведению. В этом автобусе я не отвечаю за жизни всех людей в радиусе десяти миль. В этом автобусе мы летим по дороге быстрее любого вампира. Я обожаю безопасность этого автобуса, когда мы едем домой поздно вечером после очередной выездной игры, и я могу ослабить бдительность.
Даже если бы я захотела уклониться от своих обязанностей в Суитуотере, моя анатомия мне бы этого не позволила. Вампиры запускают во мне какую-то реакцию. Мой внутренний свист, каким подзывают собак. Это как когда ты знаешь, что забыл что-то, но не знаешь, что именно, или как то чувство, когда ты просыпаешься среди ночи, понимая, что не написал работу, которую тебе завтра сдавать. Вся эта энергия накапливается внутри меня, и я не могу найти покой, пока не выпущу ее. Внезапно каждый обескураживающий час тренировок с мамой и тетей Джеммой перещелкивает внутри меня, и все остальные желания и заботы испаряются, оставляя во мне одну лишь цель: защитить Суитуотер.
Но здесь, в этом желтом школьном автобусе, несущемся по фермерским дорогам, это чувство исчезает. Ни единого кровососа в зоне видимости.
Никто не знает, что появилось первым: Дом воскрешения неупокоенных душ или город Суитуотер. Или, возможно, город Суитуотер был основан группой неупокоенных душ. В любом случае правила просты: они не покидают территорию Дома воскрешения, и моя семья позволяет им продолжать использовать их чары для прикрытия в качестве Пятидесятнического приюта для молодежи на окраине города. Это не идеальный компромисс, но он успешно работал на протяжении более ста лет.
Мне нравится считать это место домом временного проживания или центром реабилитации для вампиров, где кровососы учатся контролировать себя и пить кровь из пакетов от частных доноров. Единственная проблема этого рехаба – туда приходят и уходят только три вида вампиров. Первые – это воспитанные вампиры, которые проходят через Суитуотер после успешного пребывания в Доме. Вторые – это вампиры, которые направляются в Дом и ищут последнюю живую, дышащую дозу. Третьи – это те, кто приходит в Дом воскрешения, но не находит покоя и выходит оттуда еще хуже, чем был.
Автобус грохочет по гравию на обочине, меня встряхивает, и я просыпаюсь, только в этот момент понимая, что всё это время я то и дело погружалась в сон. Автобус останавливается.
– Похоже, это автобус группы поддержки из Суитуотера, – говорит мисс Родос, выглядывая в водительское окно и указывая на припаркованный впереди автобус с включенными аварийками.
Чувство накрывает меня, словно кирпичная стена. Адреналин. Что бы ни было в этом автобусе, ничего хорошего ждать не следует. И у меня такое чувство, что там все или мертвы, или бессмертны.