Вампиры замка Карди
Шрифт:
– Когда меня привели, он здесь уже был... Он не всегда так лежит встает, ходит, ест, делает все, что ему велят, но ничего не говорит! Мне так его жалко, Дим!.. И мне страшно... У него такое... лицо!
У него было нормальное лицо! Нет, не нормальное - привычное. Отрешенное, застывшее, с пустыми глазами, на дне которых только туман... туман... Димка заговорил по-польски и на сей раз сразу угадал.
– Здравствуй, - сказал он, стараясь отчетливо произносить каждое слово, - Меня зовут Дима, она - Таня. Тебя как зовут?
– Януш...
– прошептал
При этом смотрел он по прежнему куда-то мимо.
Таня подошла, присела на корточки, заглянула в бледное застывшее лицо.
– Что он сказал тебе?
– Его зовут Януш.
– Януш... Поляк?
Димка пожал плечами.
– Он потом все расскажет, Тань... Может быть. Ты не трогай его сейчас, ладно?
Девочка кивнула. Она сидела сгорбившись, засунув ладошки между коленями и крепко-крепко сжав их. Волосы закрыли ее лицо, и Димка откинул темную легкую прядку, заставив себя улыбнуться, заглянул в побледневшее лицо, с закушенной добела губой, с глазами полными слез.
– Да чего ты, Танька? Чего плакать-то? Не бьют, кормят... Кормят?
Таня кивнула.
– Постель смотри какая! С подушкой, с одеялом! Почти как дома. Спать можно сколько хочешь... Чего ты плачешь-то?
Девочка засмеялась сквозь слезы.
– Глупый ты! Ну ведь зачем-то нас сюда привезли! Я боюсь, просто боюсь! Неужели тебе не страшно?
– Не страшно, - соврал Димка, - Чего бояться заранее?
Он поднялся, подошел к ближайшей к окну кровати, подергал за ножку, та даже не шелохнулась, потом забрался на верхнюю койку, свесился с нее, держась одной рукой за железную перекладину и сумел заглянуть в маленькое, закрытое толстыми прутьями окошко.
Он увидел заскорузлый ствол дерева, пучок травы - больше ничего.
– Что там?
– с интересом спросила Таня.
Димка покачал головой. Действительно ничего, совсем ничего... Все обыденно, просто, незначительно, и все-таки - что-то не так, какая-то мелочь...
Мальчик сел на кровати, свесив ноги и засунув ладони между коленями, как только что Таня.
Что же показалось ему странным?
Решетка на окне. Такая же новенькая, как во всех окнах замка - она слишком белая и блестящая, железо не выглядит так!
Но что это, если не железо?
С риском свалиться и сломать себе шею, Димка добрался до решетки кончиками пальцев, поскреб ногтем и решетка в том месте засияла просто снежной белизной.
Вот это да! Что же это за металл использовали немцы?!
И главное - зачем?!
Вечером Димку отвели в душ, выдали мыло и полотенце, потом - чистое белье и рубашку.
На ужин дали миску перловки с мясом. И компот!
Сытый, чистый, лежа в мягкой, удобной постели Димка однако долго не мог уснуть, слишком хорошо ему наверное было... непривычно. Он выбрал себе ту самую кровать с которой можно было дотянуться до окошка. Пусть там вечный сквозняк и сыростью веет, зато видно ствол дерева и пучок травы, зато слышно каждый шорох.
"Двенадцать кроватей, - думал Димка, задумчиво глядя на черный прямоугольник густой,
Начнут... Димка не знал, что задумали немцы, но никаких иллюзий, конечно, не питал. Гигиена, хорошее питание, забота о здоровье - все это не из человеколюбия, все это имеет конкретную четкую цель.
Он уже начал засыпать, когда вдруг проснулся от тихого плача, хотел было слезть, подойти, сказать что-нибудь утешительное мальчишке, но тут услышал шепот Тани.
Девочка стояла на коленях перед кроватью Януша, говорила что-то протяжное, нежное, а Януш, обнимал ее крепко за шею и уже только всхлипывал, все реже и реже.
Димка так и заснул под этот шепот, под это всхлипывание и проснулся, когда уж совсем рассвело от грохота захлопывающейся двери и от громкого, как трубный глас, отчаянного рева.
Их было двое.
Мальчик и девочка.
Ревела девочка, ей было всего-то лет семь или восемь, растрепанная, чумазенькая, в порвавшейся юбочке и спущенных гольфах, однако пухленькая и крепенькая на вид.
Мальчик был чуть постарше. И он не плакал. Настороженно и недоверчиво смотрел то на Таню, то на свесившегося с "верхней полки" Димку, потом, покосился на свою спутницу, поморщился и сказал:
– Поговорите с ней кто-нибудь, а? Я пытался, а она ничего не понимает. Все время ревет.
Говорил мальчик по-польски.
А девчушка, как позже выяснилось, то ли на французском, то ли на голландском... С ней так никто и не смог поговорить, но она все равно успокоилась, когда Таня взяла ее - едва подняла - на руки и покачала немножко, как маленькую, когда погладила по головке и сказала что непонятное для нее, но нежное и доброе. Она больше не ревела и вообще оказалась послушной и сообразительной, и очень хорошенькой, когда Таня отмыла ее и одела в чистое.
Малышка не отходила теперь от Тани ни на шаг, даже спать легла с ней вечером в одну кровать, с большим трудом удалось выяснить, что зовут ее Мари-Луиз - больше ничего.
А мальчика звали Тадеуш, был он родом из Кракова. Немцы везли его вместе с родителями - как он выразился - "в тюрьму", маму с папой повезли во "взрослую тюрьму", а его - сюда. Тадеуш был совершенно спокоен, ничего не боялся и не плакал даже по ночам.
– Мама сказала, - говорил он, - что придется несколько месяцев пожить без нее, зато потом мы все вернемся домой. Ведь война скоро кончится, и немцев выгонят.
Его убежденность, что все будет именно так, не смогло поколебать ничто, даже безапелляционные заявления приехавшего позже мальчика, чеха по имени Милош, что все они умрут и очень скоро, и даже если войне наступит конец, они его не дождутся. Этот мальчик побывал в Дахау. Недолго. Всего два месяца. Но он уже прекрасно понимал, что надеяться на хорошее никогда не стоит, даже когда не все так безнадежно, как теперь - чтобы не слишком разочаровываться впоследствии.
Глава XI. Пей мою кровь!