Вампиры. Антология
Шрифт:
Он поправил манжет и посмотрел на часы: около половины второго. В июне, несмотря на летнее изменение времени, рассвет наступает рано. Перед восходом солнца вампиры отправляются в свои гробницы, печальные убежища, где они, согласно Скиннеру, «спят и не ведают опасности».
Судья отложил книгу в сторону, налил себе бурбона, добавил несколько кубиков льда и немного воды, сделал глоток. Это был уже не первый стакан за сегодня, хотя обычно, по совету врача, он позволял себе лишь одну порцию виски с содовой в день. В эту минуту Персивант был благодарен за резкий вкус, чем-то напоминающий вкус грецкого ореха. Если не злоупотреблять, виски
Саммерс утверждал, что вампиры обычно происходят из одного источника: эта зараза распространяется от короля или королевы, чьи кровавые пиры доводят жертв до могилы, после чего те в свою очередь восстают из гроба. Если найти и уничтожить первопричину, остальные упокоятся с миром, превратятся в обычные мертвые тела. Брэм Стокер придерживался этой же теории, когда писал «Дракулу», а Брэм Стокер, без сомнения, знал, что делал. Персивант обратился к следующей странице, содержащей стихотворение из «Загадок и тайн разных народов» Джеймса Гранта. Это была баллада, написанная архаичным языком, повествующая о мрачных событиях, произошедших в «городе Пешта» — возможно, имелся в виду Будапешт?
И мертвые тела, заполонившие кладбища,Зловещий пир устраивали, пили кровь,В полночный час вторгались к нам в жилища,Страх иссушал живые души вновь и вновь…И несколькими строками ниже:
И вот погост огорожен решеткою железной,Засовы заперты, чтоб мертвых удержать,Но против нечисти когтей усилья бесполезны,Разбиты все замки, и беззащитны мы опять.Персивант много раз пытался узнать, кто автор стихов и когда же было написано это замысловатое произведение. Возможно, баллада вовсе не была старинной, может быть, она появилась только в 1880 году, незадолго до того, как Грант опубликовал свою книгу. В любом случае, судья чувствовал: он знает, что скрывается за этими строками, что за переживания отражены в них.
Он отложил листы в сторону и взял свою испещренную пятнами прогулочную трость. Сжав ее левой рукой, правой он ухватился за набалдашник, повернул его и потянул. Из полого стержня выскользнуло тусклое лезвие, тонкое, наточенное, обоюдоострое.
Персивант позволил себе улыбнуться. Одно из его самых ценных сокровищ — серебряное оружие, которое, согласно легенде, выковал тысячу лет назад святой Дунстан. Судья наклонился и прочитал по слогам выгравированную на клинке латинскую надпись: «Sic pereant omnes inimici tui, Domine». Это были заключительные строки неистовой победной песни Деворы из «Книги Судей»: «Так да погибнут все враги Твои, Господи!» Действительно ли клинок принадлежал святому Дунстану или нет… В любом случае, серебряное лезвие и молитва воина, запечатленная на нем, уже не раз в прошлом доказывали свою действенность в борьбе против зла.
Неожиданно снаружи раздался громкий, леденящий душу крик, исполненный смертельного ужаса.
В ту же секунду Персивант вскочил со стула. Он распахнул дверь, едва не высадив ее, и с клинком в руке выбежал наружу. Около коттеджа Лорел
— Лорел, открой! — кричал Коббет. — Это Ли! Когда Персивант добежал до коттеджа, дверь подалась внутрь, и они вместе ворвались в освещенную комнату.
На полу лежала Лорел, сжавшись в комочек и указывая дрожащей рукой на окно.
— Она пыталась войти внутрь, — запинающимся голосом произнесла девушка.
— В окне ничего нет, — попытался успокоить ее Коббет, но там совершенно точно кто-то был.
Бледное, словно восковое, лицо прильнуло к стеклу. Они увидели расширившиеся, вытаращенные глаза, открытый рот, шевелящиеся губы, сверкающие острые зубы.
Коббет подался вперед, но Персивант схватил его за плечо.
— Позвольте мне, — сказал он, направляясь к окну и подняв вверх острие своего клинка.
Когда серебряное оружие с легким стуком коснулось стекла, лицо исказила судорога. Рот раскрылся в беззвучном крике. Существо отпрянуло и скрылось из виду.
— Я уже видел это лицо раньше, — хрипло сказал Коббет.
— Да, — отозвался Персивант, — в окне отеля. И позже.
Он опустил лезвие. Снаружи послышался звук, стремительный и торопливый, похожий на топот ног — множества ног.
— Мы должны разбудить людей в главном здании, — сказал Ли.
— Сомневаюсь, что мы сможем разбудить хоть кого-нибудь в этом городке, — спокойным голосом ответил судья. — Я полагаю, кроме нас, не бодрствует ни одна живая душа, все спят глубоким, зачарованным сном.
— Но там снаружи… — Лорел показала на дверь, на которую, казалось, кто-то давил.
— Я же сказал: ни одна живая душа.
Он перевел взгляд с нее на Коббета и повторил:
— Живая.
Судья пересек комнату и кончиком клинка начертил на двери перпендикулярную линию. Затем аккуратно провел еще одну поперек, образовав таким образом крест. Давление снаружи неожиданно прекратилось.
— Вон оно, снова там, — выдохнула Лорел.
Персивант широкими шагами вернулся к окну, в котором застыло угрожающее лицо, обрамленное струящимися черными волосами, и провел по стеклу серебряным лезвием, сверху вниз, а затем слева направо. Лицо исчезло. Он повернулся и нарисовал такие же кресты на остальных окнах.
— Вот видите, — в тихом голосе судьи слышалось торжество, — это старое, очень старое волшебство.
Он с трудом уселся на стул и, устало посмотрев на Лорел, сумел улыбнуться:
— Возможно, если нам удастся пожалеть эти несчастные создания там за дверью, это немного облегчит наше положение.
— Пожалеть? — почти выкрикнула девушка.
— Да, — отозвался судья и процитировал:
…Помысли, как печально может бытьТомиться вечной жаждой; каждый день,Как в приступе, желать напиться крови.— Я знаю эти стихи, — вмешался Коббет, — это Ричард Уилбер, несчастный проклятый поэт.
— Как в приступе… — повторила Лорел.
— Приступе, повторяющемся изо дня в день, — откликнулся Ли.
— Да, словно при малярийной лихорадке, — добавил Персивант.
Лорел и Коббет уселись на кровать.
— Я бы сказал, что здесь мы пока в безопасности, — провозгласил судья. — Не совсем на свободе, но, по крайней мере, в безопасности. На рассвете, когда они отправятся спать, мы сможем открыть дверь.