Ван Гог
Шрифт:
В письме матери он рассказывал об одной из своих картин: «Что касается меня, то я целиком поглощён теперь этим неоглядным, бесконечным пространством хлебного поля на фоне холмов, широкого, как море, нежного зеленовато-жёлтого цвета, бледно-лиловой прополотой и свежевспаханной землёй с ровными зелёными рядами цветущего картофеля. И всё это – под мягким небом голубого, белого, розового оттенков». По-видимому, он говорил о большой картине, названной «Поле под синим небом». Завершая её описание, он заметил: «Я теперь нахожусь в состоянии глубокого покоя, которое требуется, чтобы это написать» (22). После стольких пейзажей без неба это полотно являет образ безмолвной бесконечности, мира, который живёт и будет жить без него.
23 июля, зная, что Тео вернулся в Париж, Винсент писал ему: «Надеюсь, что ты нашёл этих
В те дни уже начавшейся жатвы он вновь писал, если воспользоваться его же сравнением, со скоростью локомотива. В этом яростном творчестве его последних дней родились такие шедевры, как «Пейзаж со стогом соломы», «Улица в Овере» с недописанным небом, несколько пейзажей со жнивьём, в которых, как и в «Хлебном поле с воронами» и в «Корнях и стволах деревьев», напоминающих некую абстрактную фактуру, подтвердилось его совершенное владение техникой штриха кистью.
Если проблемы Тео и продолжали угнетать Винсента, то ни в письме, ни в его картинах нет ничего, что указывало бы на мысль о самоубийстве. Правда, можно заметить, что тон последнего письма печальный, что исчезла бодрая краткость и беглость фраз, свойственная письмам начала его пребывания в Овере. Но большая тревога миновала, по крайней мере, её не чувствуется в последних произведениях. Картины большого одиночества остались в прошлом. Что же произошло в его сознании? Этого мы никогда не узнаем. Но очевидно, что это было связано с проблемами, свалившимися на Тео. Наиболее вероятное предположение: Винсент почувствовал себя лишним, тяжёлой обузой для семьи брата. 27 июля 1890 года он выстрелил себе в левую сторону груди. Пуля не задела сердца.
Если последовательность событий более или менее ясна, то их толкования свидетелями не могут быть безоговорочно приняты на веру Например, Поль Гаше-сын явно старался защитить честь отца. Со своей стороны, Аделина Раву, дочь владельцев гостиницы, в которой жил Винсент, стремилась представить в самом выгодном свете своего отца, который, как и все Раву, Гаше недолюбливал.
27 июля после полудня Винсент отправился писать на натуре, хотя обычно в это время работал в дальнем зале гостиницы. Он выстрелил в себя из револьвера, упал, потом поднялся и побрёл в гостиницу По дороге он трижды падал на землю. В гостинице заметили его отсутствие, так как его не было за обедом. Когда он пришёл, его походка показалась присутствующим странной. Винсент поднялся к себе в комнату, но так и не спустился обедать. Тогда Раву сам поднялся к нему посмотреть, в чём дело. Он нашёл Винсента лежащим на кровати и спросил, что с ним. Винсент резко повернулся, распахнул пиджак, показал окровавленную рубашку и произнёс: «Вот, я хотел себя убить и промахнулся».
Раву позвал местного врача доктора Мазери. Винсент попросил пригласить доктора Гаше, и тот вскоре пришёл со своим шестнадцатилетним сыном Полем, который нёс индукционную катушку – странное приспособление, применявшееся его отцом в лечебных процедурах. Гаше увидел Винсента уже раздетым доктором Мазери и тоже осмотрел рану при свете свечи. Винсент спокойно рассказывал, как всё произошло. Врачи поставили диагноз: большой потери крови не было, ни один жизненно важный орган не задет, иначе за прошедшее после выстрела время Винсент уже умер бы. Медики забинтовали рану и удалились в соседнюю комнату совещаться. Пуля, по-видимому, прошла ниже грудной клетки и застряла где-то недалеко от позвоночного столба. Оба врача отказались от её извлечения, которое сочли
Сельский врач Мазери занимался в основном родовспоможением и послеродовым наблюдением, а Гаше терпеть не мог хирургии. Решили подождать. Мазери ушёл, Винсент попросил свою трубку, Гаше набил её и зажёг Винсент молча закурил. Гаше, чтобы известить Тео, спросил у Винсента домашний адрес брата, так как галерея в воскресенье была закрыта. Винсент отказался его сообщить, чтобы, как и во время кризиса в Арле, не беспокоить Тео. После этого Гаше отправился домой, оставив Поля наблюдать за раненым.
На следующее утро, в понедельник, врач отправил художника Хиршига в Париж известить о случившемся Тео. Когда тот приехал, Винсент сказал ему: «Опять промах». Увидев отчаяние брата, он добавил: «Не плачь, так будет лучше для всех».
Тем временем явились узнавшие из разговоров о происшествии жандармы. Они пришли удостовериться, что это действительно была попытка самоубийства. Допросив Винсента, они удалились. Тео провёл с братом весь день. Ддтя его спасения ничего не было сделано, его не пытались перевезти в Париж для консультации с хирургом. Тео надеялся, что крепкая натура брата и в этот раз возьмёт своё. Потом, увидев, что ему не становится лучше, он решил что-нибудь предпринять. Но Винсент отговорил его от этого: «Тоска всё равно никогда не кончится». Он захотел увидеть Йоханну и малыша, из чего становится ясно, до какой степени задело его решение брата провести отпуск с семьёй в Голландии. Тео сразу же написал Йоханне, прося её срочно приехать. Он разрывался между надеждой на то, что Винсент снова возродится, и сильнейшим беспокойством о его состоянии, серьёзность которого от него не скрывали.
Проходил час за часом, а Винсент всё курил свою трубку в этой прокалённой жарким июльским солнцем мансарде. Следует отметить, что, по всем свидетельствам, раненый Винсент ни на одно мгновение не был похож на человека с помутнённым рассудком, как это было в Сен-Реми, где он пытался покончить с собой, находясь в состоянии невменяемости, за которым следовал ступор. На этот раз покушение на собственную жизнь было преднамеренным. Скрытное приобретение оружия, ожидание подходящего момента – всё указывает на хладнокровное намерение покончить с собой.
По какой причине? Живопись его снова пошла на подъём и уже была признана. Ничто не указывало на предчувствие приближения очередного кризиса, ибо, как заметил Шарль Морион, не наблюдалось никаких симптомов такого состояния. Следует также признать, что профессиональная и семейная ситуация Тео не были единственной причиной рокового выстрела. К нему вели все предшествующие перипетии жизни Винсента, но подтолкнул к этому решению лишний груз, свалившийся ему на плечи.
К вечеру Винсент начал задыхаться. Когда Тео понял, что это конец, он взял голову брата в руки. «Я хотел бы вот так умереть», – сказал ему Винсент. Возможно, в эти минуты они говорили по-нидерландски, быть может, вспомнили о той давней прогулке на мельницу в Рейсвейке, когда поклялись всегда помогать друг другу. Тео, несмотря на пронизавшую его жгучую душевную боль, провёл с братом, которого так любил, все последние мгновения его жизни. И чем меньше оставалось этих мгновений, тем сильнее становилась его любовь к умирающему, заглушая страдание. Винсент задыхался на руках брата, потом, уже с помутнённым сознанием, произнес: «Теперь я бы хотел вернуться». Он скончался в половине второго ночи, во вторник, 29 июля 1890 года в возрасте тридцати семи лет и нескольких месяцев.
Тео
Раву в знак траура спустил на окнах шторы и оставил открытым только ресторан. Утром пришёл Гаше, чтобы нарисовать лицо Винсента на смертном одре. Тео вместе с Раву отправились в мэрию Овера, чтобы сообщить о кончине Винсента Ван Гога. Мэр господин Каффен вместе с Тео и Раву расписались под записью в журнале мэрии. Похороны были назначены на половину третьего пополудни в среду. Столяру Леверу поручили изготовить гроб. Тео заказал в типографии Понтуаза небольшой тираж траурного извещения. Но погребальная церемония могла не состояться, так как местный кюре отказался предоставить катафалк для похорон самоубийцы. В итоге похоронный экипаж был получен от соседнего муниципалитета Мери.