Вангол
Шрифт:
— Вот, товарищи, — обращаясь к своим просыпающимся коллегам, сказал он, указывая на проводников, — как должен выглядеть настоящий путешественник. Ничего лишнего, и хорошее настроение всегда.
Атлетически сложенный Вангол и миниатюрная Тинга с луками за спиной и пальмами в руках выглядели в глазах членов экспедиции как сошедшие со страниц книги древней истории народов Сибири живые образцы. Мыскова, Новиков и оба студента буквально как в музее ходили вокруг них, трогая руками их одежду и оружие, чем вызвали улыбку у Вангола и смутили Тингу. Через два часа Ошана с младшей дочерью и Такдыганом проводили уходившую в тайгу экспедицию.
— Так должно было случиться, не беспокойся за них, Ошана, они скоро вернутся, чтобы уйти уже надолго, может быть,
На прощание Пучинский подарил Ошане небольшой букет полевых цветов и нежно поцеловал в щёку. Не знал Семён Моисеевич, что он подарил ей не только цветы и немножко женского счастья, но и черноглазого, кудрявого сына, который родится через девять месяцев и никогда не встретит на земле своего отца. Впрочем, встретить-то он его встретит, так получится, но не узнает.
Насытившись жареным мясом и загрузив мешки, под весёлые шутки Мысковой и Пучинского охотники вернулись к лагерю, где оставался Новиков. Он сидел у костра и кипятил чайник, ожидая ушедших. Палатки были расставлены, лошади паслись неподалёку, выщипывая редкую молодую зелень. Появившаяся мошка мучила несчастных животных, забивая им ноздри и заставляя постоянно передвигаться, ища спасения в дыме костра.
— Семён Моисеевич, почему мы остановились, в чём причина? Вы же знаете, нужно идти, сроки! — встречая пришедших, спросил Новиков.
Пучинский, сбрасывая с себя мешок с мясом и ставя карабин, успокаивающе объяснил своему заму необходимость остановки и кратковременного отдыха. Это было уже его решение. Заметив взгляд Вангола, Семён Моисеевич дружески кивнул ему. Он принял правильное решение. Вечерело. У костра собрались все и, попивая чай, слушали увлекательный рассказ Пучинского, как он, столкнувшись в тайге с огромным медведем, не растерялся и уложил его несколькими выстрелами из карабина. Семён Моисеевич так замечательно и красноречиво описывал происходившее, что Вангол и Тинга до слёз хохотали, до того было смешным его враньё. Семён Моисеевич изображал то себя, то медведя, в конце концов получалось, что струсил медведь, и он едва его догнал, вызывая на честный поединок. Нахохотавшись и закончив рассказ, Семён Моисеевич вдруг встал и, протянув руку Ванголу, серьёзно сказал:
— Спасибо, Вангол, вы спасли мне жизнь, и я хочу, чтобы все это знали.
Все посмотрели на Вангола, который слегка опешил от неожиданной откровенной благодарности Пучинского. Вангол встал и крепко пожал его руку.
— Вангол, прошу вас, покажите своё мастерство, я, признаюсь, не ожидал, что лук — такое серьёзное оружие, — продолжил Семён Моисеевич.
— Хорошо, — не требуя уговоров, сразу согласился Вангол. — Тинга, принеси луки.
Тинга быстро вернулась и подала лук Ванголу. Они встали рядом, Вангол попросил Владимира и Игоря отойти шагов на тридцать и подбросить, насколько смогут вверх, свои фуражки. Что и было сделано. Ребята, отсчитав тридцать шагов, остановились и разом довольно высоко запустили в небо свои фуражки. Все замерли, наблюдая, как мгновенно взметнулись в руках Тинги и Вангола луки, и только звон отпущенных тетив и свист стрел заставил всех непроизвольно ахнуть. Не долетев до земли, одна фуражка была пробита двумя, а вторая тремя стрелами Вангола и Тинги. Такого не ожидал никто, такого никто никогда и не видел. Изумлённые Новиков и Мыскова смотрели на Вангола и Тингу как на чудо, не веря своим глазам. Вернувшиеся с фуражками, пробитыми стрелами, парни с изумлением и завистью смотрели на охотников.
— Эти фуражки мы отдадим в институтский музей! — заявил Владимир, показывая свою, прошитую тремя стрелами.
— Никто не поверит в то, что это действительно возможно, — заявил Игорь.
— Пусть не поверят, но это видели все мы, потрясающе! Вангол, Тинга, как вы это сделали? — Владимир, подойдя к ним, попросил у Вангола лук. — Можно попробовать?
— Держи. — Вангол подал в руки парня свой лук и стрелу.
Владимир наложил стрелу и, натягивая тетиву, стал выбирать мишень для выстрела, метрах в десяти кучей лежали сёдла лошадей. Владимир, прицелившись, отпустил стрелу. Тонко свистнув над головами сидевших, стрела ушла к цели.
— Молодец, попал. Надо же, до чего точно. Негодяй, тащите скорей какую-нибудь посуду. Драгоценный напиток, огненная вода убегает! — запричитал Семён Моисеевич, увидев, как пущенная стрела пробила его алюминиевую фляжку, пристёгнутую к седлу.
Хохот и смех не покидали в этот вечер лагерь, пока все не угомонились. Стрелять из лука пробовали все, но не у всех это получалось. Вангол и Тинга чувствовали уважение к себе и, засыпая, были в очень хорошем настроении, в своём небольшом чуме они долго любили и ласкали друг друга. Всё-таки для них это было своеобразное свадебное путешествие в медовый месяц. Только слов они таких не знали. Они были просто довольны собой и счастливы.
Весь следующий день солили и коптили мясо. Тинга, сделав тузлук, крепкий раствор соли в воде, кипятила его на костре и в этот кипящий раствор на некоторое время опускала подготовленные полосы мяса. Затем эти полосы вывешивались в дым костров, их жгли мужчины из веток кустарника, который показывал Вангол. Все были заняты, и, когда вечером у костра они, уставшие и перепачканные, попробовали кусок готового к употреблению вяленого мяса, возгласам восхищения не было конца. Мясо было вкусным, а самое главное — его теперь можно было долго хранить. Мыскова, помогавшая Тинге, тщательно записывала в блокнот все тонкости приготовления. Она, не стесняясь, училась у неё, и вскоре они весело, дружески общались между собой, обсуждая какие-то свои женские секреты.
— Вы действительно не помните своих родителей? Откуда родом? Вы же русский? — спросил как-то наедине Пучинский Вангола.
— Да, я русский, Такдыган всегда говорил мне об этом. А разве есть какая-нибудь разница, кто я по национальности. Я живу среди орочон, и они — мои родичи. Родители, как бы я хотел их увидеть… — не соврал Вангол. — Наверное, я настолько для них потерялся, что отыскать меня им уже не удастся.
В словах Вангола была искренность, только сути этих слов Семён Моисеевич понять не мог. Как не мог понять и того, что Вангол иногда как бы читал его мысли. Способности Вангола поражали всех. Он был поистине неутомим. После многочасовых переходов, когда все буквально падали с ног от усталости, он как ни в чём не бывало, оставив на Тингу заботу по установке чума, уходил с луком в тайгу и через некоторое время лёгкой походкой возвращался, принося то пару зайцев, то косулю для общего котла. Он последним ложился спать и вставал при первых лучах солнца, сохраняя при этом бодрость и прекрасное настроение. Он вёл экспедицию, ни разу не взглянув на карту, но каждый вечер они останавливались на ночлег либо у небольшого ключа, либо на берегу таёжного озерца с чистой водой. Он с молодой женой отходил в сторону, и издалека было видно, как два обнажённых тела подолгу резвятся в хрустально чистой ледяной воде. Одно такое купание стоило бы как минимум воспаления лёгких для любого из остальных путешественников. В одну из первых стоянок у небольшого лунообразного озерка, последовав примеру Вангола, искупаться бросились Владимир и Игорь. Через минуту они уже были на берегу и растирались полотенцами. Вангол плавал более часа, ныряя и подолгу оставаясь под водой. Наблюдавшая за ним Мыскова потом рассказала Пучинскому, что сама засекала время. Вангол нырял и был под водой до десяти минут.
— И это в ледяной воде! — с неподдельным восхищением восклицала она. — Этот Вангол обладает сверхчеловеческими способностями, — шептала она как-то вечером у костра на ухо дремавшему Семёну Моисеевичу.
Тот делал страшные глаза и иронически улыбался.
— Семён, я серьёзно, послушай! — сердилась Нина Фёдоровна. — Сегодня, когда мы остановились здесь, я ушла метров за сто вверх по ручью, вон туда, ты же помнишь?
— Помню. Ну и что?
— Вы все оставались здесь, Вангол с Тингой тоже, они ставили свой чум. Отсюда через этот кустарник меня не было видно.