Вангол
Шрифт:
— Неужели никто не уцелел? — задал вопрос Костя.
— Надо спуститься к реке, кто-то же должен был выплыть! Идём. Нужно левее, тут прямо очень крутой обрыв.
— Эй, есть кто живой?! — заорал Костя, как только вышли к берегу. Его крик потерялся в пространстве. — Давай спустимся к реке.
Осторожно они спустились к глянцево блестевшей, тихой, тёмной воде, медленное течение которой уносило длинной полосой обломки досок и всякого всплывающего из глубины вагонного хлама. Они не увидели плывущего на воде человека. Не обнаружили никого и на берегу,
— Не верится, что вот так разом столько народа на тот свет отправили. — Николай зашёл по колени в тёплую воду реки. — Как же теперь доставать-то их будут, глубина, видно, большая, только водовороты, видать, а столько вагонов нырнуло.
— Да, словно сон страшный ночка сегодняшняя. Старшина, как предчувствовал, всех в чистом на небеса отправил и сам ушёл.
— Светает, пошли к дороге. Небось какой эшелон пойдёт, надо же его предупредить.
— Точно, пошли скорей. Надо как-то с обоих сторон сигналить, вдруг с той стороны пойдёт.
Старый седой дед, сидевший с той стороны моста в небольшой избушке смотрителя, проснулся рано, только-только светало. «Чтой-то литерный запаздывает», — подумал он и отошёл в сторону по нужде. Когда вернулся, его ждали трое в форме НКВД. Небольшая эмка увезла деда, пыля степной дорогой. Старик так и не понял, за что ему, заломав руки, ударили сапогом в лицо. Он потерял сознание да так и умер в дороге. Сердце не выдержало у старого железнодорожника, строившего когда-то и эту дорогу, и этот мост и водившего по ней первые поезда. Когда Костя и Колька поднялись к мосту, они увидели медленно подходивший паровоз с несколькими платформами и вагоном.
— Ну вот. Всё в порядке, — сказал Николай, и они с Костей зашагали к эшелону.
Они были очень рады, что так быстро закончились их злоключения. Через несколько минут они оба сидели в вагоне, в какой-то железной клетке. Лейтенант НКВД сидел рядом за столом и писал. Двое других играли в карты, не обращая никакого внимания на арестованных. Они своё дело сделали. Диверсанты, взорвавшие полотно дороги, были ими задержаны на месте преступления. Именно этот протокол задержания и составлял лейтенант. В его голове с трудом складывались фразы о том, как это задержание производилось. Словарного запаса не хватало. Поэтому протокол был очень коротким, примерно такого содержания: «Прибывшими на место диверсии сотрудниками Н-ского НКВД для проведения следственных действий были задержаны двое подозрительных лиц мужского пола, не имевших документов. При задержании попытались скрыться, оказав дерзкое сопротивление, но героическими действиями сотрудников были задержаны и посажены в аресткамеру для дальнейшего препровождения в отдел».
Лейтенант отложил ручку и долго думал, но мыслей у него в голове не добавилось. Поставив свою подпись, сложил лист бумаги, спрятал его в планшет и присоединился к играющим.
В результате столь «радостной встречи» у Кольки добавился синяк под глазом, а Костя распростился с двумя зубами. Ни хрена себе, полный порядок.
— Слушай, лейтенант, мы ж с этого эшелона, успели выпрыгнуть перед тем, как он того… в реку ушёл. Сколько раз можно говорить. Вы чё нас, как врагов каких, в кутузку, — в который раз высказался Костя.
Его никто просто не слышал, потому как слышать никто не хотел.
— Если не заткнёшься, добавим, — рявкнул кто-то из игроков.
Снаружи слышался шум работ, через два часа путь был восстановлен и поезд тронулся.
— Почему они нас так? — спросил Колька.
— Разберутся, чё там, время военное, — ответил Костя.
— Ага, разберутся, ты видишь, как они разбираются, ни за что ни про что по зубам!
— Ладно, чё теперь, привезут, всё объясним, разберутся, — твёрдо и уверенно ответил Костя.
Разбирались с ними действительно недолго. Отсидев сутки в тесной удушливой камере, переполненной настолько, что в ней и сидеть-то было невмоготу, они были вызваны на допрос.
— Ну что, голубчики, попались? — ехидно спросил их следователь, вальяжно прохаживаясь по тесному кабинету, у дверей которого стояли Костя и Николай. — Диверсанты хреновы!
Костя хотел что-то сказать, но не успел открыть рта.
— Вот вам бумага, все свои данные и объяснение, что с вами произошло. Садитесь, пишите! Десять минут вам на всё про всё. Ясно?
— Ясно, — хором ответили парни и кинулись к столу, на зелёном сукне которого лежала бумага и ручки.
— Ваше счастье. Настоящие диверсанты обнаружены и убиты при задержании, под колхозников эвакуированных маскировались, сволочи.
Часа через два их из рук в руки передали лейтенанту — особисту из проходящего эшелона.
— Что носы повесили? — спросил их лейтенант, когда эшелон тронулся.
— Дак ехали на фронт, воевать, а теперь чё? На восток едем, в лагеря, что ли? — вопросом на вопрос ответил Николай.
— Ага, в лагеря, угадал, только в военные. Считайте, повезло вам. От своей части, так сказать, вы отстали, хотели вас определить на переформировку в стрелковый полк, да я тут, на ваше счастье, оказался. А мне сибиряки нужны, ясно?
— Ничего нам пока не ясно, товарищ лейтенант, — сказал Костя. — Куда нас везёте, в какие военные лагеря, для чего?
— Настоящих диверсантов из вас делать будем, разведчиков, ясно? — ответил, широко улыбаясь, лейтенант. Не обращая внимания на изумлённо радостные лица парней, лейтенант добавил: — Пошарьте там, на полке, одежда должна быть, а то вы в своём белье всё начальство распугаете.
Через полчаса переодетые и умытые Костя и Николай пили горячий чай и рассказывали лейтенанту о своих злоключениях, начиная с прыжка из вагона.
— Да, мужики, время военное, могли вас шлёпнуть запросто. Без документов, задержаны в районе совершения диверсии. Так что другой раз умней надо быть, из вагона сигать надо с документами, — с серьёзным лицом сказал лейтенант, и через секунду все расхохотались.
Ночью на небольшой станции они сошли. Грузовик, в кузове которого они часа два тряслись, довёз их до забора с колючей проволокой и остановился.