Ваниль и шоколад
Шрифт:
Доменико, уроженец Сицилии, был одним из отпрысков многочисленной семьи. Когда все Пеннизи собирались вместе, их оказывалось не меньше сотни. Когда-то семья владела землями в провинции Катания, но многочисленные разделы имущества свели это богатство к нулю. Папе достался в наследство небольшой земельный участок и полуразрушенная вилла у подножия Этны.
По окончании лицея отец был отправлен в Рим, где закончил экономический факультет университета и получил место в банке. Он хорошо проявил себя, и когда банк открыл филиал в Чезене, его назначили шефом отделения. На теннисном корте флотского клуба в Чезенатико Мими Пеннизи и познакомился с Иреной. Сицилиец без памяти
Бабушка Диомира изо всех сил способствовала этому браку по нескольким причинам. Во-первых, она уже начала ощущать нехватку денег, а во-вторых, в свои преклонные годы была уже не силах сдерживать чересчур темпераментную Ирену. Поэтому она устроила грандиозную свадьбу и была счастлива, когда дочь отбыла в Милан, где родители Мими купили молодым в подарок квартиру. Бабушка Диомира, со своей стороны, щедро отдала им большую часть семейного серебра.
Пенелопа не раз присутствовала при спорах между родителями, зачинщицей которых всегда бывала властная и деспотичная Ирена, упрекавшая мужа в том, что он не оправдал ее ожиданий. Она надеялась, что со временем Доменико займет место в руководстве банка, но муж ее разочаровал: отчасти по инерции, отчасти из-за полного отсутствия карьеристских устремлений, но главным образом потому, что был вполне доволен своей работой, позволявшей ему быть рядом с семьей.
– Когда делаешь карьеру, теряешь все, что тебе дорого в жизни. Официальные обеды и ужины, совещания, советы директоров, командировки по стране и за рубеж… Я сицилиец, закоренелый домосед, я предпочитаю спокойную жизнь, – оправдывался Мими, когда жена его критиковала.
– Ты упускаешь из виду одну маленькую деталь: деньги. Почему ты довольствуешься мизерной зарплатой, когда мог бы зарабатывать в десять раз больше? – возражала Ирена.
– Потому что большие деньги до добра не доводят. Ты посмотри на своих подруг: они тратят деньги без счета, и все им мало. У нас есть все необходимое, мы можем себе позволить даже какой-нибудь каприз. Вот вроде этого, – говорил Мими, протягивая жене подарок – золотые дамские часики «Ролекс».
Ирена, которую подобные знаки внимания никогда не оставляли равнодушной, объявляла перемирие, но при первой же возможности вновь открывала военные действия.
Пенелопа, молчаливая свидетельница семейных сцен, вскоре поняла, как функционирует механизм взаимоотношений между родителями, и в глубине души решительно встала на сторону отца.
Услыхав, что бабушка зовет ее с первого этажа, она поднялась со скрипучей родительской кровати и спустилась в гостиную. Телевизор был включен. Бабушка смотрела «Игры без границ».
– Почему ты не пошла с мамой? – спросила она, затянувшись сигаретой.
– Я хотела пойти на площадь. Сегодня вечером там будет спектакль. Скоро за мной зайдет Сандрина, а я не могу идти, потому что мне мама не разрешила, – хмуро пожаловалась внучка.
– Не смею ни обсуждать, ни осуждать решения твоей матери, а посему тебе поневоле придется ее слушаться, – многозначительно изрекла Диомира.
– Да, тут уж ничего не поделаешь, – вздохнула Пенелопа.
– А знаешь, мы поступим вот как: я поведу тебя посмотреть спектакль, хотя мне не к лицу толкаться sans facon [5] среди купальщиков, – вдруг объявила бабушка.
5
Запросто,
Она выключила телевизор и потушила сигарету, надела шляпку из синей соломки, захватила ридикюль и направилась впереди Пенелопы к выходу. У дверей их встретила Сандрина Дзоффоли. Она тоже сгорала от нетерпения увидеть спектакль. Они вместе направились к площади, встретившей их ослепительными огнями импровизированной сцены, сбитой из досок.
Бабушка нашла свободный стул, а Пенелопа с подружкой пробрались сквозь толпу, чтобы очутиться поближе к сцене.
Пенелопа не замечала ни провинциальной декламации, ни убожества сценического оформления. Она не столько слушала, сколько вбирала в себя диалоги.
Молодые актеры были прекрасны или, по крайней мере, представлялись таковыми восторженному взгляду Пенелопы, которая уже чувствовала себя Джульеттой и покраснела.
Все эти рассуждения об очах, губах, поцелуях привели ее в восторг, хотя половины слов она не понимала. Сандрина толкнула ее локтем в бок, увидев, что Пенелопа плачет над трагическим концом двух влюбленных.
– Ты что, рехнулась? Это же всего лишь пьеса!
– Это трагедия. Это ты рехнулась, раз не понимаешь этого.
Только теперь она осознала, насколько глупыми и пустыми были ее собственные стихи. Ее сердце переполнилось чувствами, названия которым она не знала, и ее больно задело, что несчастные любовники «воскресли», чтобы выйти на поклоны. Два часа, прожитые за один миг, погрузили девочку в фантастический мир, заставивший ее улыбаться, страдать и плакать. Восторженное состояние не покинуло ее и по возвращении домой. Ирены дома не было.
– Живо отправляйся спать, – сказала бабушка. – А главное, не рассказывай маме, что мы с тобой толкались в толпе.
– Спасибо тебе за все, бабуля, – благодарно прошептала девочка, прижавшись губами к ее щеке.
Но вместо того, чтобы идти спать, Пенелопа поднялась по винтовой лестнице в башенку и остановилась у окна, выходившего в сад. Пенелопа взглянула на усеянное звездами небо. Щемящая грусть пронзила ее. Она провела рукой по волосам, воображая, что они такие же светлые и длинные, как у Джульетты. Потом она опустила взгляд в сад и в один миг перенеслась из бабушкиного дома в палаццо Капулетти в Вероне. Тихим взволнованным голосом Пенелопа стала повторять запомнившиеся строчки из только что увиденной трагедии.
Ее бы не удивило, если бы Ромео ответил на ее призыв. Июльская луна, высоко стоявшая в небе, освещала переулок, к которому примыкал сад.
И вдруг она увидела в переулке две сплетенные в объятиях фигуры – мужскую и женскую.
На женщине было белое платье. Свет луны падал на жемчужные грозди в ушах женщины.
– Мама, – прошептала Пенелопа, чувствуя, как сердце замирает у нее в груди. – И Ромео Оджиони, – добавила она с презрением, всей душой ощущая пропасть между молодым Монтекки и мерзким Оджиони, пожиравшим в жадном поцелуе губы ее матери.
3
Роковое открытие перевернуло все чувства в душе Пенелопы. Стыд, боль и ревность вытеснили любовь. Тем летом Пенелопа перестала вести дневник и записывать рифмы. Коробка из-под печенья полетела в мусорную корзинку.
Девочка так и не рассказала матери о том, что видела, но отношения между ними испортились окончательно. Пенелопа не скрывала своей враждебности. Стоило Ирене попросить ее о чем-то, как дочь вызывающе дерзила в ответ. Эта своего рода необъявленная война растянулась на много лет.