Ванька 6
Шрифт:
Про огнемётную атаку на наш полк в той газетной публикации ничего не было сказано.
Глава 32
Глава 32 Обстрел
С пламеметами у германцев не выгорело…
Тут рукотворная буря и разразилась…
Только-только с обработкой ожогов у старшего унтера я закончил, как со стороны вражеских позиций раздался гул. Не отдельные орудия стреляли, а складывалось такое впечатление, что по позициям нашего
Обстрел продолжался почти четыре часа. Немцы наши позиции поделили на квадраты и по очереди каждый обстреливали. Причем, как из трёхдюймовых шрапнельных орудий, так и из двенадцатидюймовых гаубиц. Всё, что можно, против нас использовали.
Я не первый месяц на фронте, различаю уже из чего нас обстреливают.
Ни одного живого места не осталось, там, где были траншеи полка.
Раненые начали поступать один за другим. Оба мои зауряд-врача, я, фельдшеры — все по горло были заняты.
Перевязывали, перевязывали, перевязывали…
Я — которых посложнее. На сортировке уже хорошо знали, кого ко мне на стол направлять.
Мой перевязочный пункт сейчас не в палатках размещен, нам, от кого не знаю, в наследство хорошие землянки достались. Может — наши, может — австрийские. Линия фронта тут раньше туда-сюда двигалась, те и другие обустраивались как могли. По мере возможностей.
Палатки бы уж давно в решето превратились. Ну, и мы с ними…
Германцы, не только передний край полка из орудий с земелькой смешивали, тылы — тоже не забывали. Их аэропланы не зря столько времени воронами тут вились.
Снаряд из тяжелого орудия где-то совсем рядом попал, хорошо — не прямо нам в голову…
Земля дрогнула, два ряда брёвен, что сейчас над моей головой были, словно ожили…
Земля — на меня, санитара, что помогал с обработкой ран, на самого раненого на столе, сверху водопадом хлынула…
В моей голове мелькнула мысль — «Всё, конец…»
Ещё один раненый, что своей очереди на перевязку ждал и у дверей в землянку сидел, беззвучно как-то повалился. Словно в синематографе.
Я почувствовал, как меня что-то ударило в левую половину тела. Причем, сразу во всю, а не в какое-то определенное место.
Боль не успела прийти — я потерял сознание.
Очнулся — уже рядом с большущей воронкой лежу. Немного как бы на бугорке, поэтому мне её и видно. Достали меня, вытащили на свет Божий добрые люди. Не дали погибнуть заживо похороненному.
Дождик ещё накрапывает. Плачет природа из-за творящегося безобразия.
Оказывается, после артиллерийской подготовки, германцы по всему фронту нашего полка в наступление пошли. Яростно так и сильно.
Наши держатся из последних сил, положение с каждой секундой становится всё серьезней и серьезней. Фронт удержать полку нет никакой возможности.
Отступление — неизбежно…
Левую
Мля…
Санитар подбежал, ко мне наклонился.
— Все наши живы?
Головой санитар ворочает виновато — не все. Словно из-за него самого такая беда и случилась.
— Раненых и контуженных вывозите…
— Хорошо, хорошо.
— Инструментарий не бросать.
— Хорошо, хорошо.
— Медикаменты, какие остались. Перевязочный материал…
Санитар только головой кивает.
— Бумаги на раненых…
— Хорошо, хорошо…
Ну, как пластинку у него заело. Всё — хорошо, да хорошо…
Тут меня самого замутило, голова закружилась. В глазах — как ночь вдруг наступила.
Когда я снова очнулся, всё тело, а не только левая его сторона, болезненно ныло. Попробовал повернуться — так всё заболело, что чуть снова сознание я не потерял. Опять в голове завертелось, завертелось, завертелось…
— Иван Иванович, спокойно лежите. — мой первый зауряд надо мной склонился.
Жив…
Хорошо…
Есть кому помощь оказывать…
— Всех вывезли?
— Всех. Никого из раненых не бросили.
Зауряд даже улыбнулся им сказанному.
Так… На телеге меня куда-то везут.
Чуть голову повернуть у меня получилось. Телега тащилась по лесу. Хотя, что от него осталось — лесом назвать было уже трудно. Словно, буря тут сутки без перерыва резвилась. Там и тут в полном беспорядке поваленные деревья валялись.
Через какое-то время территория бурелома закончилась. Телега, на которой я лежал, выкатила на равнину.
Тут опять дождь начался. Крупные капли мне прямо на лицо упали.
Пусть падают — некоторое облегчение мне от этого.
Впереди, справа и слева горели сёла, хутора, громадные языки пламени лизали уже начинавшее темнеть небо. Густой чёрный дым поднимался к облакам.
— Как, Вы? Иван Иванович?
Мой зауряд говорит даже с трудом. Вид у него до крайности замотанный.
— Плохо… Всё болит. Голова временами кружится.
Не стал я скрывать своего состояния. Для планирования дальнейшей деятельности ему надо знать истинное положение дел. Помощник сейчас из меня — никакой. Пусть на меня он даже и не рассчитывает.
— Плохо… — повторил сказанное мною зауряд. — Плохо…
Ну, чего уж хорошего.
Тут на равнину, по которой мы двигались, опять густо немецкие снаряды повалились. Не наши же… По своим артиллерия не будет целить.
Стреляли по бредущим кучкам раненых, что самостоятельно двигались в тыл, по телегам, на которых везли какой-то скарб.
Может и не специально, просто так попадали…
Я опять на какое-то время провалился в беспамятство.
Глава 33