Ванька Каин
Шрифт:
Выше мы говорили, что Каин был истинное дитя своей исторической эпохи и своего общества: служить, грабить, воровать, доносить и дослуживаться до высоких степеней — это были синонимы в каиновское время. Служил, грабил, воровал и доносил Меншиков; служил, грабил и доносил Монс — все служили, грабили и доносили. Каин, дитя своего века, решается идти по стопам других государственных деятелей и поступает в сыщики и доносчики, не бросив в то же время профессии мошенника, вора и разбойника.
«Это было в 1741–м году, — говорит Г. В. Есипов в своей богатой архивными данными монографии о Ваньке Каине. — Что делал Ванька до рождественских праздников, осталось неизвестно; но в это время внутреннее ли сознание порочной прошедшей жизни привело его к раскаянию
4
Осьмнадцатый век, П. Бартенева, кн. III, 302. — Прим. авт.
Мы полагаем, что наше объяснение правильнее. Сам Каин так говорит об этом переломе в своей жизни: «При том (т. е. осенью 1741 г.) ходил по Москве и проведывал воров и разбойников, где кто пристанище имеет, потому что в то время для покупки ружей, пороху и других снарядов в Москву многие партии приезжают, а как о многих сведал, то вздумал о себе где подлежало объявить, а помянутых воров переловить. Идучи по дороге из той Рогожской в город, спросил идущих: „Кто в Москве набольший командир“, коего искать мне велели в сенате. Почему я к сенату пришел, в который в то же время приехал князь Крапоткин, коему подал я приготовленную мною записку, и в ней было написано, что я имею до сената некоторое дело, и хотя от меня та записка и взята была, однако резолюции по ней никакой не получил. По случаю пришел я на двор того князя и, оставаясь у крыльца, ожидал его. Тогда вышел из покоев его адъютант, которого я просил объявления о себе князю; но адъютант столкал меня со двора. Однако, не хотя я так оставить, пошел поблизости того двора в кабак, в коем для смелости выпил вина и обратно в тот же князя Крапоткина дом пришел. Взошел в сени, где тот же адъютант попал мне навстречу, и я объявил за собой важность, почему приведен был перед того князя, который спрашивал о причине моей важности, и я сказал, что я вор и притом знаю других воров и разбойников не только в Москве, но и в других городах. Тогда князь приказал дать мне чарку водки, и в тот же час надет на меня был солдатский плащ, в коем отвезли меня в сыскной приказ, из которого, как настала ночь, при конвое, для сыску тех людей отправлен я был».
Между тем, в статье г. Есипова приведен самый текст челобитной, поданной Каином на высочайшее имя в сыскной приказ, с пояснением мотивов мнимого раскаяния Ваньки. Вот эта челобитная:
«Вначале, как Всемогущему Богу, так и вашему императорскому величеству, повинную я сим о себе доношением приношу, что я забыл страх Божий и смертный час и впал в немалое прегрешение. Будучи в Москве и в прочих городах во многих прошедших годах, мошенничал денно и нощно; будучи в церквах и в разных местах, у господ и у приказных людей, у купцов и всякого звания у людей, из карманов деньги, платки всякие, кошельки, часы, ножи и прочее вынимал.
А ныне я от оных непорядочных своих поступков, запамятовав страх Божий и смертный час, и уничтожил и желаю запретить ныне и впредь, как мне, так и товарищам моим, которые со мною в тех погрешениях обще были, а кто именно товарищи и какого звания и чина люди, того я не знаю, и имена их объявляю при сем в реестре.
По сему моему всемирному перед Богом и вашим императорским величеством покаянию от того прегрешения предстал, и товарищи мои, которых имена значат ниже сего в реестре, не только что мошенничают и из карманов деньги и прочее вынимают, но я уже уведомлял, что и вяще воруют и ездят по улицам и по разным местам, всяких чинов людей грабят и платья и прочее снимают, которых я желаю ныне искоренить, дабы
И дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелено было сие мое доношение в сыскном приказе принять, а для сыску и поимки означенных моих товарищей по реестру дать конвой, сколько надлежит, дабы оные мои товарищи впредь как господам офицерам, и приказным, и купцам и всякого чина людям таких продерзостей и грабежа не чинили, а паче всего опасен я, чтобы от оных моих товарищей не учинилось смертоубийства, и в том бы мне от того не пострадати» [5] .
5
Есипов, 303. — Прим авт.
К челобитной приложен был реестр, в котором поименовано тридцать два мошенника и в том числе друг Каина — Петр Камчатка.
В сыскном приказе у Каина снимают допрос. Здесь он рассказывает о своем происхождении, о побеге от помещика, о первых своих воровских похождениях в Москве; рассказывает, что для тех же целей четыре раза был на Макарьевской ярмарке, пять раз в Троицко — Сергиевской лавре, два раза в Дмитрове, затем в Кашине, Устюжне, Гороховце, Вязниках, в Нижнем Новгороде и во Владимире. Но при этом показывает что «на разбоях нигде не бывал и убийств не чинивал». Ясно, что он обманывал сыскной приказ и что цель его была — мнимым раскаянием сделать себе блестящую карьеру, не останавливаясь ни перед какими средствами.
И вот для Каина начинается новая жизнь. В тот же день, 27 декабря, сыскной приказ дает Каину четырнадцать человек солдат и подьячего Петра Донского. Каин — лицо официальное! Он становится грозою для своих прежних товарищей. Сыскной приказ, отправляя его в экспедицию, запрещает только входить «в знатные господские дома».
В первую же ночь Каину приходится немало поработать. Он ведет команду в Зарядье, в тот темный и грязный угол в Китай-городе, где и теперь, говорят, не совсем безопасно ходить одному ночью.
Здесь, в Зарядье, у Москворецких ворот, в доме протопопа (вот в каких домах были притоны!) забирают до двадцати человек воров, вместе с головой их, Яковом Зуевым.
В Зарядье же, в доме ружейного мастера, берут Николая Пиву с товарищами, всего пятнадцать человек.
Близ порохового цейхгауза, в доме дьякона, забирают воров и мошенников до сорока пяти человек.
За Москвою — рекой, в татарских банях, хватают шестнадцать беглых солдат и при них ружья и порох. Эта шайка собиралась идти в Сыромятники — грабить надсмотрщика Абрама Худякова.
Против устья реки Яузы, на стругу забирают семь человек бурлаков с воровскими паспортами.
Вместе с ворами и разбойниками забирают их хозяев, мужчин и женщин, до двадцати человек.
На этом не кончается первая ночная экспедиция. Возвращаясь с поиска, Каин у самых Москворецких ворот велит подьячему и солдатам идти к отверстию в берегу, или, как тогда называли, к «печуре». Это было тоже воровское гнездо. В «печуре» находят какого-то человека, в лохмотьях, бледного, худого. На плечах у неизвестного накинут нагольный тулуп. Он сидит на земле, а перед ним, на скамье, лежит какая-то бумага: нищий, при свете зажженной лучины, что-то пишет.
— Берите его! — кричит Каин солдатам.
— Эх, Ванька, грех тебе! — говорит обитатель «печуры».
Этот нищий — старый товарищ Каина, беглый солдат Алексей Соловьев. У него страсть вести ежедневно журнал своей воровской деятельности — вот странная жажда бессмертия! Если Цезарь вел свой журнал «de bello gallico» или о походах в Германию, то отчего бы товарищу Ваньки Каина не вести своего журнала? Ведь ремесло того и другого — борьба за права человеческие, различно понимаемые людьми.