Ванька-ротный
Шрифт:
Реактивщики, когда запускают снаряды со своих установок, залезают под землю, прячутся в блиндажи или растягивают провод запуска подальше и лежатся на землю. Мы же остались стоять перед немцами. Неудобно вместе с ними валяться на землю нам, разведчикам. Я до сих пор не могу забыть этот пронизывающий все жилы и кости скрежет.
Командир полка нам велел идти вперед. Мы должны были с вечера где-то готовить разведку. Передав немцев охране полка, мы вернулись назад. По дороге, когда мы шли снова к немецкой траншее, немецкая пушка пускала снаряды на всем нашем пути. Пехота ушла вперед. Мы её не догнали.
За
В душе неприятно, когда ожидаешь разрыва очередного снаряда. Взрывы не частые, но нервы напряжены. Чорошо, если снаряд перелетит тебя и рванет где сзади. Все осколки при взрыве у снаряда идут вперед. Если сказать по совести – подмывает кишки, когда его ждешь перед собой, метрах в пяти. К передней немецкой траншее мы двигаемся гуськом друг за другом. Идем змейкой. И она извивается. Кое-где сквозь землю проглядывает хлюпкое болото. Место относительно высокое. Где-то здесь начинаются истоки Днепра. Высота над уровнем моря приличная. А под ногами то и дело хлюпает жижа и вода.
Вначале мы долго петляли, выбирая посуше дорогу. Раскатистые удары одиночных снарядов через каждые две минуты ложились на нашем пути.
Кустарник кончился. Дальше была сухая и открытая равнина. За кустами мы неожиданно наткнулись на немецкие артиллерийские позиции. Несколько расчищенных и утрамбованных площадок и глубоких блиндажей располагались на возвышении.
Вначале, мы решили, что немцы успели увезти от сюда свои орудия. Но следов поспешного бегства на позициях и вокруг мы не обнаружили. Вокруг ни обычного мусора, ни стреляных гильз, ни воронок от наших снарядов. Рядом, с артпозициями – площадками, два блиндажа в четыре наката, с дощатыми полами, с двухэтажными нарами из струганных досок. Дверь нараспашку. Спускайся по деревянным ступенькам и заходи.
Спускаюсь в блиндаж, принюхиваюсь – специфического немецкого свежего запаха нет. В любом месте, где жили немцы, можно по запаху определить, когда его покинули немцы. Запах не зрение. Немец ушел, а запах остался.
Помню в одной деревне, когда я еще был командиром роты, зашли мы в избу напиться.
– Бабка! Дай водицы попить! – обратился я к старушке шустрого вида.
– Испей сынок! Испей! Чай воды не жалко! – и она, зачерпнув из ведра, поднесла мне железный черпак. Черпак в виде кастрюли с железной длинной ручкой. Пью глотками воду и смотрю на старуху.
– Скажи-ка бабка, давно от тебя немцы ушли!
– Что ты сынок! Что ты родимый! Они у меня не жили. Это соседи набрехали тебе.
– Я к тебе бабка, к первой зашел! – передал черпак солдату и еще раз повел ноздрей.
– Зачем же ты врешь, старая! Полы у тебя начисто выскоблены. Помыты, засланы половиками. Немецкие солдаты ходят с грязными ногами. Половики и чистые полы им вроде и не к чему. Жили у тебя, старая карга, немецкие офицеры! Брились каждый день. Эрзац одеколоном брызгались! А ушли они от тебя сегодня утром.
Теперь ты скажешь мне как долго они у тебя стояли?
– Ох, виновата я! Ту, шешка рогатый попутал! Целый месяц стояли! Сегодня утром ушли! Прости ты меня сынок, батюшка!
– Никакой я тебе не сынок и не батюшка! По законам военного времени расстрелять тебя, старая карга, полагается за обман своих же русских солдат. Они жизни своей не жалеют. А у тебя видно душа к немцам лежит.
Старуха запричитала, сморщилась, сделала жалостливую физиономию, заморгала глазами и, крестясь, забила поклоны в сторону иконы.
Пока я спрашивал старуху и выяснял, сколько немцев и в какую сторону они пошли, солдаты по очереди напились и направились к выходу. Молодой паренек, солдат пивший последним, бросил железный черпак в ведро. Черпак с лязгом ударился в ведро. Удар получился резкий, громкий и неожиданный, как выстрел из винтовки. Старуха громко вскрикнула и упала ниц под дружный хохот выходящих из избы солдат.
Но вернемся к немецким блиндажам, которые мы осматривали. Первая мысль – не заминированы ли они? Осмотрев пол и стены, нары, скамью вдоль стены и стол, мы не нашли ничего подозрительного. Все было покрыто тонким слоем пыли. Все было покрыто тонким слоем старой пыли и нового землистого налета после нашей артподготовки. К блиндажам не была подведена проводная связь, как обычно она остается на недавно брошенных позициях. Впопыхах немцы не могли смотать провода и забрать аппараты. При поспешном отступлении немцы бросают все. Специфический запах их присутствия был не резкий. Очевидно, позиции были оставлены давно или были резервными. Строительством артиллерийских позиций и блиндажей у них занимались специальные инженерные части. Это у нас пришел куда, хочешь, зарывайся в землю, хочешь, лежи на брюхе.
Я вышел на поверхность, где меня ждали разведчики. Рязанцев с группой ушел вперед догонять пехоту. Со мной был ординарец и трое солдат. Одного из солдат я послал в штаб полка доложить, что для них есть подходящее укрытие. В мои обязанности не входило искать блиндажи для командира полка. Я просто наткнулся на них случайно и решил, что лучше занять их для штаба, чем отдавать артиллеристам и прочий братии, которая сидела у нас за спиной. Не знаю, оценил командир полка мою услугу, но вскоре он со всей свитой прибыл сюда.
Командир полка спустился в блиндаж, ему подали карту. Он расстелил ее на столе, уселся на лавку и задумался. В блиндаже и в проходе толкался разный народ. Одни куда-то бежали, а другие наоборот приходили и тут же прятались под накаты. Дело в том, что немец продолжал в нашу сторону пускать шальные снаряды.
Через некоторое время командный пункт оброс телефонными проводами. Провода уходили в разные стороны. Блиндаж постепенно наполнялся народом. Здесь офицер связи из дивизии, политработники полка, артиллеристы.
Телефонисты, ощупывая провода, кричали в телефонные трубки. А те, кому нужно было только быть на глазах у командира полка, стояли, сидели и курили. Они молча посматривали на накаты потолка. Там наверху, на поверхности земли раза два остервенело, рванули немецкие снаряды.
В блиндаже находились и такие бездельники, вроде меня, которые забрались на нары и сидели ничем не занятые. Я сидел на нарах и болтал ногами. Я смотрю на тех молчаливых, которые задумавшись, рассматривают накаты на потолке. Они пытались определить надежность перекрытий.