Ванька-ротный
Шрифт:
В этот момент появились наши истребители. Теперь немцы будут бросать бомбы куда попало. Им бы теперь поскорей избавиться от тяжелого груза.
– Кузьма! Фляжку достань! Разопьем! Что там у нас с тобой осталось?
– А то убьёт! Фляжку у тебя вынут и выпьют за наше здоровье!
Сейчас берегись! Немцы и по своим могут ударить!
Кузьма быстрым движение отстегнул лямку с мешка, достал её, отвернул резьбовую крышку и протянул фляжку мне.
Главное успеть! – мелькнуло в голове.
Я, на вес, в руке прикинул содержимое фляжки. Если пополам, то тут по четыре глотка! Вытягиваю губы, прислоняю узкое горло и холодная жгучая влага течет по жилам во внутрь. Пока я делаю глотки,
Я отрываю фляжку от губ и делаю резкий выдох. Кузьма протягивает мне приготовленный ломоть (закусон). Знакомым приятным духом отдает от ломтя черного хлеба. Я передаю фляжку Кузьме.
– Пей до дна! Это твоё!
– Фляжку на ремень не цепляй, положи в мешок! Живы останемся – пригодится! Повесишь на ремень – между ног будет болтаться! Может тебе в полк бежать придется зачем!
Теперь, когда водка выпита и сало съедено – бомбежка не страшна! На голодный желудок под бомбежкой сидеть гадко!
Сейчас бомбы будут сыпаться беспорядочно. Даже трудно сказать, чем это кончиться. Нужно пошарить глазами, осмотреться кругом. Быстро найти место в траншее. Где-то нужно приткнуться успеть!
Кузьма опрокинул фляжку, закусил и стоит у черного чемодана, поглядывая на меня. Он шмыгает носом и протягивает руку, показывая на черную кожаную крышку.
Я отрицательно качаю головой. Немцы не светят – показываю, я ему глазами.
– Наши ракеты сейчас не к чему!
Я хмурю брови, давая понять ему, что сейчас нужно спокойствие, выдержка и терпение! А сам думаю. У немцев разработанная система сигнализации. Нам нужно только следить внимательно за ней.
А по душе растеклась небесная благодать. Смотрю вверх. Вроде бомбы сыплются прямо на нас. А у меня нос вспотел от приятного состояния.
Хенкель-129 на последнем повороте вытряхивает сразу все. Звенящий, надсадный вой падающих бомб навис у нас над головой. Мы приседаем на дно окопа, пригибаем головы и готовы ко всему.
Но вот вой и свист на какой-то миг утихли, бомбы метнулись где-то рядом к земле. Меня ударило о стенку окопа и все вокруг заволокло летящей пылью. Я дыхнул ею, и мне забило нутро.
Окоп тряхнуло еще несколько раз и сверху огромной тяжестью на меня обрушилась, летящая с неба, земля. Кузьма сидит на корточках, прижавшись к передней стенке окопа. Он дернул меня за рукав. Показал на чемодан. Не подать ли нам сигнал цветными ракетами?
– Сиди! – прохрипел я, ожидая очередного близкого удара.
Наземные силы у немцев по-видимому на исходе! – мелькнуло у меня в голове. Наступает последний критический момент. Немцы ударом с воздуха решили остановить наше наступление и уничтожить нашу пехоту на передних рубежах. Бомбежку они приблизили предельно и своим траншеям.
Бомбы с воем и скрежетом сыплются к земле. На какое-то время света божьего и неба не видно. Рывком поднимаюсь к брустверу, продираю глаза и смотрю вперед. Земля под нами, над нами и мы где-то в середине её. Вижу сквозь мглу мерцание цветных огней.
– Давай! кричу Кузьме. И он пускает цветную серию. Я приседаю, сгибаюсь и жду, пока грохот немного утихнет. Вскидываю голову вверх и момент смотрю на небо. Всполохи земли успели осесть. Последний "Хенкель" над нами выбросил черный контейнер. Небольшие бомбочки огромным множеством сыплются из раскрытых полу корыт. Вот они ринулись и коснулись земли. Нескончаемый и нарастающий рев их взрывов заглушает вой самолетов и завывание бомб несущихся к земле. Наш окоп задрожал мелкой дрожью, как дрожит человек, когда у него бегут мурашки по спине. Я не смотрю, что там делается за краем нашей траншеи. Но вот взрывы стали реже, я поднимаюсь на ноги и встаю во весь рост. Самолеты с ревом прошли над нами, обошли высоты, развернулись над лесом и куда-то ушли. У меня уверенность, что они нас бомбить не будут. Немцы пунктуальный народ! У них отлично работает связь и поставлена сигнализация. Они бомбят на предельном расстоянии от своих траншей. Они, на авось, по своим не бросают. Это наши, при бомбёжке переднего края, лупят без разбора, где попало. И это не анекдотики и не прибаутки про войну. Это святая правда, если хотите, мы не раз на своей собственной шкуре испытали бомбёжку от своих. Спроси у любого пехотинца, окопника! Если найдешь его живым после войны. Задай ему вопросик на счет бомбёжки по своим окопам! Он сразу оживится и за матерится на чем свет стоит. Грамотёшки у наших соколов не хватало. Да и связь с наземными войсками того… Вот они и пахали – "Была, не была!"
Приятно смотреть на бомбежку со стороны. Стоишь себе в окопе, посматриваешь, поплевываешь, потягиваешь сигарету, пускаешь в воздух голубоватый дым, спокойно смотришь за бруствер и видишь как в небо летят огромные всполохи земли.
Вдруг со стороны Царевича, из-за леса, от туда, где стоят наши тылы, с гулом и с ревом, вынырнув из облаков, появились наши истребители. Я велел Кузьме достать бинокль и подать его мне. Он развязал мешок, протянул бинокль, я вскинул его к главам. Это были шустрые тупорылые И-16. Они, как обычно, прилетели с опозданием. Немецкие бомбардировщики налегке уходили на запад. Я подумал, что "Ишаки" сделают разворот и повернут обратно. Немцы уже успели построиться и принять боевой порядок. Кроме того, их охраняли с большой высоты немецкие "Мессершмидты". Мы смотрели на наших и ждали, что они предпримут.
Освободившись от груза немецкие бомбовозы, легко взметнулись вверх. Такое впечатление, будто невидимая рука подхватила их и с силой бросила в небо. Но один немецкий самолет почему-то замешкался на развороте. Эта группа немецких самолетов бомбила переправу через Царевич.
И в ту же минуту на него навалились передние "Ишаки". Первый истребитель пустил в сторону немца длинную очередь трассирующих. Немец выпустил легкий дымок. Самолет продолжал лететь. Из фюзеляжа самолета стали вываливаться темные фигурки людей. Они быстро скользнули вниз и через некоторое время над ними раскрылись парашюты. Немецкий самолет продолжал лететь. Дыма больше не было видно. Что это? Немцы со страха покинули целый самолет? По его внешнему виду можно было подумать, что с ним ничего не случилось. Но вот он стал, неестественно, клонится чуть влево. Теперь было ясно, что он получил смертельную рану. Он, как раненый в грудь солдат, продолжал, весь дрожа, по инерции перебирать ногами. Но вот силы его оставили. Он внезапно споткнулся. Дрогнул всем телом и как подкошенный ринулся к земле.
Пока мы следили за падающим самолетом, немецкие летчики на парашютах приблизились к земле.
– Бей гадов! – заорали солдаты, увидев, что летчики уже болтаются над землей. Вдоль всей траншеи застучали затворы, захлопали выстрелы и затарахтел ручной пулемет. Славяне редко стреляют из своих винторезов. Я, по крайней мере, давно не слышал, чтобы пехота открыла такую пальбу. Загадочна и не понятна душа русского солдата! Ее нужно поджечь, разгорячить, озарить успехом, а потом ее не удержишь! Солдат пехотинец может спокойно перешагнуть через собственную смерть, плюнув ей в глаза на встречу.