Ванька-ротный
Шрифт:
– Давай! Быстрей к домам! Давай вперед! В огородах вас всех перебьют. Броском вперед! Я вас пулеметом прикрою!
– Дай огонька вдоль улицы! Бей короткими очередями! – говорю я солдату. Он высовывается из-за угла, смотрит вдоль улицы, ставит пулемет, ложится на снег и ведет огонь короткими очередями. Накануне наступления роты мне прислали ручной пулемет. Полковые при этом сказали:
– Мы усиливаем тебя огневыми средствами! Деревня на этот раз во что бы то ни стало должна быть взята! Я хмыкнул под нос и ответил:
– Один пулемет на роту, и вы это выдаете за огневые средства? Тут двух батарей пушек мало! Сколько стрелковых рот уже легло под Чухино? Под деревней лежат сотни трупов. А вы хотите, чтобы я с одним пулеметом пошел и взял? Не жирно ли будет?
– Не одним пулеметом! У тебя полсотни солдат! Полсотни солдат, как полсотни патрон. Выстрелил, и их не стало! Я подался к углу, посмотрел вдоль деревни, немцы по всем признакам
Немецкие пулемёты умолкли, (наши выстрелы) слышна только трескотня из винтовок (затрещали). Рота разбежалась и потекла между домов (и сараев). Один прыткий ненец с перепуга налетел на нашего солдата, сбил его с ног головой и ошалело завертелся на месте. Когда немец оправился от удара, он оказался под дулом винтовки другого (подскочившего солдата). Вытаращив глаза, немец не поднял даже руки вверх. Солдат взял его за рукав и потянул в сторону. Немец был без каски, с растрёпанными волосами. Несмотря на винтовочную стрельбу, убитых немцев в деревне не оказалось. Солдат, стоявший около немца оглянулся, немец юркнул и куда-то исчез (из вида). Потом солдат рассказывал;
– Я думал, что никакого немца и не было! Мне это с перепугу показалось! Я первый раз на фронте! А когда к нему подошел тот другой, сбитый с ног (на дорогу) то стало ясно, что немца (языка) все-таки упустили. Серая дымка на небе стала светлеть. Я не рассчитывал, что так легко быстро всё кончиться. Я боялся больших, потерь. Немцы, думал я, не отдадут просто так нам деревню. В роте было с десяток убитых и раненных. Стрельба прекратилась. Последние бегущие немцы скрылись в кустах. По дороге из леса на обозной кляче, запряженной в деревенские сани (розвальни) приехал ротный старшина. Солдаты разбрелись по домам в поисках пищи (оставленных трофей и съестного). Через некоторое время они появились на улице. У каждого за пазухой торчало кой-какое немецкое барахло. Здесь в деревне, в избах на столах, на полу и на лавках немцы оставили (кое-что впопыхах) хлеб, консервы несколько бутылок шнапса. Буханки хлеба на горбушке (с верху) с боку имели четырёхзначные цифры – 1938, 1939, 1940. Солдаты решили что хлеб трёхгодичной выпечки. «Ты смотри! Трёхгодичный запас хлеба!» Резался хлеб легко. На зуб был не чёрствый. Банки консервные были собраны со всей Европы. Тут же пачки сигарет и брошенные немецкие одеяла. В одной избе, она была штабная, на столе стояла пишущая машинка, на полу валялись какие-то бумаги. На широкой лавке вдоль стены стояли два пластмассовых телефонных аппарата. К ним из окон тянулся целый ворох проводов. Здесь же нашли кучу стеариновых светильников, в виде круглой коробочки и торчащего по середине картонного фитилька. (У немцев на войне было все, вплоть до самой последней мелочи. Вот какое количество всякого барахла таскали с собой немцы). На полу около стола валялся солдатский ранец. Крышка на ранце из жесткого оленьего меха. Здесь же под лавкой стояли до блеска начищенные сапоги. Подъем у этих сапог для нашей русской
лапы (ноги) был маловат. Многие прицеливались, но одевать не решились. На вбитом в стену гвозде висел автомат с запасными рожками, набитыми патронами. И наконец, самое интересное, на что все клюнули, на окне лежала целая кипа немецких журналов с цветными картинками. Пока я ходил по деревне, устанавливал посты и определял участки обороны для каждого взвода, в этой самой избе под дружный хохот солдат и ехидные замечания, шел просмотр обнаженных немецких девиц е цветном изображении. На обложке одного из журналов крупным планом был представлен портрет человека с усиками и холкой на лбу. Когда я вошел в избу, по смотрел на фотографию и прочёл надпись, я сказал солдатам:
– Это и есть их Гитлер. Все сгрудились ещё раз посмотреть на него.
– Ну вот теперь мы знаем какой есть их Гитлер. Солдаты, толкаясь, с любопытством смотрели на немецкого Фюрера в военной форме.
– Смотрите братцы! – воскликнул кто-то.
– А он тоже руку держит под пуговицей, за пиджаком. Хорошо, что политрук роты пропадает где-то в тылах полка и уже месяц не кажет своего носа в роту, подумал я. Если бы он сейчас выхватил из рук солдата о дин из журнальчиков, то имел бы веские доказательства и прямые улики морального разложения командира роты. Мне бы контрреволюции не миновать. Кому-то из солдат на страницах журнала попались обнаженные девицы. Солдаты бросили смотреть на Фюрера и сразу заржали. Размалёванные немки натягивающие чулки на тонкие изящные ножки. Они привлекли к себе всеобщее солдатское внимание. От некоторых солдат уже попахивало спиртным. И они громче всех кричали и ржали.
– У этих не то! – сказал старшина, заглянув журнал.
– У этих, товарищ старшина, ни с заду, ни с переду!
– Видали братцы! У немцев бабы длинные и тощие!
– На самом деле как лахудры! – (подтвердил кто-то).
– Сейчас бы сюда мою Дусю! Она их всех своим задом перекрыла!
– У неё во всей фигуре самое главное заднее место! Я сидел и слушал, как солдаты потешались над немецкими девицами. Молодые солдаты стояли несколько позади и слушали (но тоже навострили уши). (Хотя) Сказать им было нечего. Это дело, как и войну нужно (как следует) понять и почувствовать на практике. Шуточное ли дело! Старики про то и про се начистоту выкладывают. Тут ухо держи востро! (не зевай) Академию пройдёшь! Теорию жизни (пройдешь) узнаешь! Я понимал, что после колоссального напряжения и страха, солдаты расслабились. Теперь у каждого на душе и в глазах светилась солдаты что взяли деревню и остались в живых (что он остался жив). Теперь каждый из солдат мог свободно вдохнуть, посмеяться до слез, прихвастнуть, даже выругаться. Солдаты, (уловив мою мысль на лету) стали на счёт баб, перебивая друг друга, сыпать разными словечками. И если бы не связной, прибежавший из взвода, разговорам не было бы конца (быть бы до самого конца). Я подал команду провести смену на постах, дал указание старшине на счет кормежки и пошел во взвод в сопровождении связного, куда меня срочно вызывали. Когда я подошел к избе, где располагался взвод, старший сержант (командир взвода) доложил мне, что немец, которого они упустили, обнаружился в телятнике.
– Он успел нырнуть в полуоткрытые ворота. забежал в хлев и прикрыл затворки (дверь) за собой. Немец решил отсидеться, а потом незаметно выбраться и убежать. Солдаты услышали слабый шорох в хлеву, решили, что немцы в панике оставили в хлеву свиную (какую) живность. Сунулись туда, а там действительно ценная живность сидела на навозной куче.
Я посмотрел на (приведенного из избы) немца, он был без головного убора. Каску и пилотку он где-то потерял. И велел ст. сержанту дать ему немецкое одеяло. Пусть Фриц укроется с головой, а то отморозит уши. Я предупредил ст. сержанта, чтобы славяне не болтались без дела по деревне.
– Часовые на постах! Свободная смена в избах! Сказав связному солдату (ординарцу), что бы он конвоировал пленного, я направился в штабную избу. Сюда из батальона уже протянули связь, и связисты ковырялись с аппаратом. Потом звонок из батальона. Мне, конечно, сделали втык, почему я раньше через связного не доложил о взятии деревни. Сделали это не грубо, как обычно, а несколько мягче, но с укором. У меня на душе просветлело, Я не ждал от них такого обходительного обращения (или обещания наград). В сорок первом это было не в моде. Я был доволен совсем другим, с небольшими потерями занял деревню. Несколько сот солдат полегло под деревней в снегу. Они наступали раньше нас и понесли большие потери. Справа от нас наступали роты 634 полка, Они с большими потерями сумели ворваться в Гостинево. Фронт обороны немцев под Старицей был прорван соседней дивизией. Вероятно, поэтому немцы нам здесь не оказали жесткого сопротивления. «Допрос пленного» Немец был небольшого роста. Волосы тёмные, всклокоченные, Видно не ариец. (Видно) Не нашел времени разложить их на пробор, как это делали другие. Не успел умыться и (причесать их на пробор) натянуть пилотку на уши, а тут по деревне бесконечная стрельба. Он выскочил ночью в пургу и бежал, не помня себя от страха. А ведь он собирался утром привести себя в порядок. (Еще бы! Ему предстояло отправиться в путь.)
Теперь он сидел на лавке и беспокойно ёрзал (на ней). На вопросы он отвечал торопливо, не обдумывая свои ответы. Чувствовалось, что он попав в плен, никак не мог прийти в себя и освоиться с теперешним своим положением. Фамилию, имя, год и место рождения он выпалил на одном.дыхании. Лет ему было около двадцати. Все шло гладко и хорошо. Но когда я спросил его о семье, немец вдруг заморгал глазами, всхлипнул жалостно и заерзал на месте (и неожиданно заревел). Ревел он естественно и вполне натурально. Плакал он от души. Слёзы. Крупные слёзы катились у него по щекам. Он плакал навзрыд, подвывая себе писклявым голосом. Он хотел что-то сказать, пробормотал несколько непонятных, слов слезы несколько раз всхлипнул и заревел с новой силой (и залился опять слезами). Солдаты мои смотрели и (сначала) пожимали плечами, были удивлены и даже опешили. (Плач продолжался)Теперь они смотрели на него снисходительно и даже улыбались. Взрослый мужик, а плачет, как баба. Они смотрели на него, хмыкали и недоумевали.