Ванька-ротный
Шрифт:
– Товарищ лейтенант! Пошто он ревёт? Я подождал пока немец немного успокоиться, сможет сказать хоть пару внятных слов. Тогда его можно будет спросить, почему он собственно плачет. Наши его не пинали, прикладом под ребро не толкали, по дороге сюда вели, не били. У нас вообще не было принято издеваться над пленными. Наши солдаты с пленными обращались, как с людьми. Бывали случаи, когда при конвоировании пленного где-нибудь в тылу из-за телег выбегали повозочные и прочие тыловые и замахивались на немца в сердцах, показывая перед дружками свою прыть и патриотические чувства.
– Давай осади назад и полегче! – отстранял их конвоир стволом винтовки.
– Сходи на передок, возьми себе пленного, а потом налетай! А этот не твой! Видал какой прыткий! Тоже, мне тыловая крыса! Причина почему (заплакал этот) ревел немец, нам была неизвестна. И вот он немного успокоился и смотрит жалостно мне в глаза, просит меня, чтобы его отпустили.
– Куда отпустить? В туалет? – переспрашиваю я.
– Нейн-нейн! (нет-нет) Туда к немцам! Домой! На хаузе.
– У меня отпуск! – и он стал торопливо вытаскивать из нагрудного кармана униформы своё отпускное свидетельство. /Урлауб шайн/
– Вот! –
– Я шесть месяцев на восточном Фронте. Мне полонен отпуск. Я вчера получил документы. Я должен ехать домой! Ферштеен зи? – устало доказывал немец.
– Ферштеен! Ферштеен! – отвечая я. Это нам уже ферштейн! «вмец,
– Чаво он говорит? Товарищ лейтенант. – спрашивают меня солдаты.
– Он просит, чтобы мы ого отпустили. Ему нужно ехать домой!
– У него отпуск. Он должен ехать в Германию. (После отпуска он сам к нам вернется).
< image l:href="#"/>Солдаты, услышав причину рёва, схватились за животы и закатились дружным радостным смехом. Смеялись они по настоящему до слёз. У немца слёзы от расстройства, а солдат пробило от смеха слезой.
– Такое дело! Многие ржали до коликов в животе. Немец видно усёк, что я перевел его просьбу солдатам. Он посмотрел на них и снова заревел. У солдат по щекам катились слёзы. Плакали все. (Солдаты) И ржали как лошади.
– Ну и потеха! Вот уморил! Ведь всех, стерва довел до слёз! Немец обвел всех внимательным взглядом, заморгал глазами и опять заревел.
– Товарищ лейтенант! Уберите его отселя! Он всех тут нас замертво на полу уложит!
– Ты смотри, в шатаны не напусти! – вставил другой.
– Ведь надо же случилось!
– Ух, мать твою! Больше не могу!
– Вы его спросите… – и солдат валился на пол навзничь и катался по полу дергаясь.
– А куда он должен ехать? И опять под грохот солдатских глоток, под рёв немца, все кто сидели на лавке покатились на пол.
– Ну и денёк! Хуже не придумаешь! После такого и умереть не страшно!
– Вот спасибо! Вот потешил душу! Дай я его поцелую!
Страсти понемногу улеглись. Я прикрикнул на немца, чтобы он наконец перестал реветь и спросил его!
– Скажите пожалуйста! Когда вы в отпуск должны отправиться?
– Чего вы говорите? Товарищ лейтенант.
– Я спросил его, когда он хочет уехать в отпуск домой.
– А он чего?
– Он говорит, что поедет сегодня. Вы, говорит должны меня отпустить немедленно.
Солдаты, услышав перевод, гаркнули дружно.
– Я не то спросил. – сказал я.
– Я хотел спросить, куда он должен ехать. Немец после моей последней фразы заметно повеселел. А солдаты, то один то другой неожиданно фыркали. Кого-то прорвало. К они зашлись снова (торжествующим) смехом. После уточнения ряда вопросов, наконец, было выяснено. Немец сдал своё оружие, простился с друзьями, выпил с ними по шнапсу.
– Наверно навострился к своей длинной и тощей фрау! – сказал кто-то из солдат.
– Фрау! Фрау! – закивал радостно немец.
– Теперь у тебя Фриц другой отпуск! До самого конца войны!
– Вот счастливый человек – добавил кто-то.
– Вернётся домой после войны! А мы?
Немец охотно рассказал, что их 262 пехотная дивизия отступала сода из-под Калинина, здесь на рубеже Старицы их сапёрный батальон должен был отрыть окопы в полный профиль. В батальоне находился представитель из дивизии, он должен был принять у них готовую работу.
Если гер официр тоже в плену у русских, то он может подтвердить, что мне положен отпуск. Из деревни нас вскоре выперли, приказали преследовать немцев. Мы сдали немца и двинулись вперёд. По какой из дрог отходила немецкая пехота, заранее трудно было сказать. Прифронтовые дороги немцы регулярно чистили и обставляли их веками с пучками соломы. Мы день и ночь шли за отступающими немцами, и при подходе ко Ржеву меня сменила другая рота. Она пошла вперёд, резко забирая вправо, а я со своей должен был идти следом за ней (сопровождать обоз). Из подчинения 31 армии мы вышли. Дивизию передали в 39 армию, которая наступала правее Ржева. От одной деревни к другой мы шли за санями и повозками. Мы проходили деревни совсем не тронутые войной. Однажды рота вместе с обозом встала на ночёвку. Меня вызвал начальник штаба полка, и я взглянул на карту района. Полковые нас догнали по дороге в этой деревне. Рассматривая карту, я обнаружил, что мы вторые сутки обходим с севера стороной (правее) город Ржев. Карты на маршрут следования я не имел. Мне сказали, чтобы я запомнил маршрут движения (следования) мысленно. Отправной точкой для дальнейшего движения был правый берег Волги. К сожалению, характерных ориентиров на берегу Волги не было и среди снежных равнин и бугров местонахождение своё трудно было определить. В этих снежных просторах и при не совсем ясной обстановке, когда точно не знаешь где находятся немцы и ты, не имея на руках карты, местности и (без ясного представления где ты) без знания куда нужно в данный момент идти (находишься), трудно выдержать взятое направление. Рота, которая шла впереди, отошла вместе нас на охрану обоза, а я со своими солдатами вышел вперед. Я шел на авось, по памяти и компасу и старался сохранить чувство времени. На каждой развилке дорог, на каждом крутом повороте я должен был стоять и вспоминать пройденный путь (сколько времени мы прошли данный отрезок пути). Тогда я не думал, что логическая нить пути может случайно или вдруг оборваться. Мы вышли из леса и повернули на дорогу. По ту сторону дороги снежное поле и редкие покрытие инеем кусты. Впереди развилка дорог. Я остановился, солдаты легли в снег. Я послал двух связных в тыл, уточнить по какой из дорог мне следует двигаться (следовать). Через некоторое время они вернулись. Мне было приказано взять правее и двигаться в направлении на станцию Чертолино. Когда рота по заснеженному руслу реки Сишки обошла пару деревень и поднялась на бугор, нас обстреляли немцы на подходе к какой-то деревне Мы залегли по обе стороны дороги и после короткой разведки (наблюдения) я послал двух солдат с донесением в тыл. Я просил, чтобы в роту доставили конную упряжку с 45-ти миллиметровой пушкой.
Упряжка пришла. Пушку выкатили на бугор. (Ударили) Она тявкнула три раза вдоль деревни. Этого было достаточно (чтобы). Немцы разбежались в разные стороны. Мы прошли по деревенской улице, вышли за околицу, и повернув строго на юг, пошли в направлении станции Чертолино. Мне показалось, что в этот момент (немцы разбежались в обе стороны) мы прорвали фронт и уходим к ним в тыл. Кроме нетронутого белого снега впереди ничего не было видно. Мы прошли деревню и оказались в зоне нечищеных зимних дорог. Кругом стояла абсолютная тишина. Вслед за нами ротой по пороге (в тыл к немцам) потянулись и другие подразделения. Обоз застрял где-то при переезде через глубокую лощину на подходе к (той) деревне, где мы стреляли из пушки. К утру, в виду того, что мы трое суток не спали, нас сменили другой стрелковой ротой. Мы переночевали в какой-то деревне и утром, следом за ротами нашего полка двинулись дальше (пошли вперед). 119 стрелковая дивизия уходила в глубокий тыл к немцам. Мы проходили нетронутую войной зону (деревни). Навстречу нам на дорогу выбегали ребятишки. У дверных притолок жались бабы и молодухи. Они посматривал на солдатиков и поправляли наспех накинутые платки (полушубки). В некоторых деревнях знали о войне, но ни разу не видели немцев. А тут опять наши пришли! Жизнь кругом была мирная, без волнений, тихая. Весь путь до Шиздерово мы прошли без выстрела. Мы должны были занять оборону в этом районе, а другие батальоны пошли дальше к городу Белый. Весь путь до Белого нала дивизия прошла не встречая сопротивления немцев. По дорогам нередко встречались мужики. (Одного в розвальнях) Один ехал из леса с дровами, другого тащила крестьянская лошадёнка с сеном, оставленном с осени где-то на поле в стогах. Повсюду с раннего утра дымили печные трубы. Пахло свежеиспечённым хлебом, кислыми щами и запахом самогонки. Всеми забытые и отрезанные от войны и от мира, люди жили здесь своими заботами и беззаботной жизнью. Немцы сюда, в непролазные снега не заглядывали. Бабы (судача, не торопясь) на коромыслах в деревянных ушатах носили из колодцев ледяную воду. Мычала скотина, квахтали куры, повизгивали свиньи, голосили петухи и лаяли собаки. Кто мог подумать или сказать, что у молодых и румяных бабёнок на лице была безысходная тоска. У многих мужья сидели при хозяйстве дома. А те, к которым они осенью не вернулись, обзавелись молодыми примнями, как здесь говорят. Многие солдаты и офицеры кадровой службы, попавшие в окружение, скитались сначала по лесам. Потом, постепенно подвигаясь на восток за немцами, они оседали в отдалённых и лесных деревнях. Некоторые пробирались поближе к родным местам, многие доходили до дома. Вдовушки и молодки выбирали работников и дружков, принимали их в дом. Примни жили, работали и трудились, но хозяевами в доме не были. Хозяйка могла в любой момент отказать работнику в харчах, в постели и постое.
Закон частной собственности здесь действовал вовсю. Я хозяин! А ты мой батрак. Знай своё место! (И живи по моим законам) С наступлением зимы беглые солдаты и окруженцы постарались отделаться от своей военной формы. Теперь они ходили в деревенских поддевках, перевязанных верёвочкой. На ногах у них были надеты онучи и лапти. Одежонку и обувку, кто заработал, а кто сменял на целые кирзовые сапоги. Хозяина сразу было видать. На нем тулуп и новая ватная поддевка (сидели ладно). На ногах крепкие валенки, одежка не истерта и без заплат, ходил он по деревне не спеша в развалочку, держался с достоинством, был уверен, что немцы не тронут его. Он не торопился, не суетился, не перебирал торопливо ножками и не перед кем не пригибался, когда ступал на дорогу с крыльца. А примы и батраки, те сновали по деревне неуверенно и торопливо (туда-сюда), часто с опаской. (хозяин на них смотрел свысока, как на работников). Я смотрел на этих здоровых парней и мужиков и мысленно представлял, что ими можно вполне пополнить наши роты. В тех из них, кто успел отпустить длинные волосы и бороды, все равно угадывались молодые и сильные (не дряблые) лица. У нас в ротах было (древние старики) маловато солдат. Лицо, оно как зеркало человеческой души. Глянешь на него и сразу видишь, что человек в годах или юнец с бородой и длинными волосами. Наши хоть и старые, но прошли войну, через смерть и огонь (на передке каждый из них ценился дороже, чем необстрелянный здоровый мужик или парень. Эти сморщенные слабые видом ротные старички). Наши обросшие и небритые, возможно, были физически слабее, но зато были сильны и крепки духом своим. А эти сильные с виду были трусливы (душой слабы и трусливы). Жизнь человека делает всяким, и таким и другим. Попади в окружение, побегай из деревни в деревню на правах батрака, а за тобой, как за зайцем немецкая полицаев немецкая псарня рыщет. От такой жизни не только твердый дух, а и последние мозги потеряешь. Воевать за Родину, это дано от бога! – говорили мне мои старики. Где струсим. А где два раза возьмём своё. Без страха и без робости нельзя. Отваги не будет. Потом чувствуешь, что виноват, что зря струсил и лезешь напролом. Тогда уж и смерть не страшна. Когда знаешь за собой вину (грех свой нужно искупить). – прешь напропалую. Простой неграмотны солдат не всегда мог словами выразить свое философское кредо. Но у каждого внутри оно было. Все идут, и он идет. Нужно,чтоб нашелся, кто пойдет первым. Сложны понятия на войне (русского солдата). Поступки русского солдата неисповедимы. Сегодня третий день января. Савенков неожиданно появляется в роте. Целый месяц пропадал (в тылах полка), а теперь, как на в чём не бывало явился. Теперь он шагает впереди. Он прикинул, что роту могут (теперь) поставить в деревню (на постой) и он сумеет наладить деловые отношения с местными жителями. За парой стаканов самогонки на столе могут появиться: плошка солёных огурцов, чугун варёной картошки, квашеная капуста, а там глядишь, и сало.