Ванька-ротный
Шрифт:
При выходе на захват языка, поднимутся наверх — осмотреться должны! На ту сторону пусть сразу переберутся. Группу немцев из трех, четырех, если те по траншее пойдут, нужно будет пропустить мимо. Брать только одного или двух. Главное не обнаружить себя, вот в чем задача!
Здесь Федя отличное место. Лучше с захватом языка подождать, если ситуация сомнительная будет. На этом месте можно будет в другой раз взять. Главное немцев не спугнуть. В общем, нужно действовать, как можно тише. Только в этом наше преимущество и реальный успех. Выдержит Аникин? В драку не полезет?
— Нет! Ребята спокойные! Особенно Бычков.
На исходе ночи обе группы разведчиков вышли в овраг. Мы с Рязанцевым вместе с ними дошли до переднего края стрелковой роты, спрыгнули в крайний окоп и стали смотреть им вслед. Вот они растворились в снежной пелене.
Часа через два на снегу с той стороны я заметил движение. Слышу при подходе к окопу наши ребята пыхтят. Первая мысль — ранило наверно двоих или троих.
Выглянул в проход, поднялся над окопом по пояс, вижу, подходят. Еще пару десятков шагов и они перед окопом стоят. Вижу между ними незнакомая рожа в маскхалате шевелится. Конечно немец! Где-то схватили черти! Аникин перед окопом стоит, и кровь на снег сплевывает. Сказать ничего не может.
— Что с ним? Бычков!
— Немец его каской по зубам долбанул!
Я говорю Бычкову: — Проводи Аникина в санроту! Идите вперед и не ждите нас.
— Куда девать одеяла? — спрашивает кто-то из разведчиков.
— Несите их домой! Сдадите старшине!
Мы забираем немца, выходим на тропу и идем восвояси. Немец одет в новенький маскхалат. Его не отличишь от нашего разведчика. Впереди идут двое из группы прикрытия, за ними топает немец под личной охраной Соленого. Остальные сзади следуют друг за другом гуськом.
Мы медленно поднимаемся по снежному склону, ветер нам гонит в спину снежную пыль. Из-под ног вырываются белые шлейфы мелкого снега. Трассирующие, как обычно летят из-за спины. Немец поминутно вздрагивает, горбится, а мы идем свободно, показывая, что пули нам — "муде ферштейн"!
По тропе навстречу продвигаются стрелки солдаты. Они сходят с тропы и стоят, ждут, пока мы пройдем. Так уж на передке заведено, когда на узкой тропе встретился стрелок пехоты и полковой разведчик. Они не реагируют, что между нами шагает немец.
Вскоре мы подходим к мосту, сворачиваем в овраг, и по узкой тропинке спускаемся к блиндажам. Здесь можно расслабиться и стряхнуть с себя напряжение.
Из блиндажей, навстречу нам высыпают ребята. Тут же стоит и наш старшина.
— Аникина в санроту отправили? — спрашиваю я.
— Валеев на телеге повез. Бычков сопровождающим с ним поехал.
— А мне, куда с немцем идти? — спрашивает Соленый.
— Веди его к нам в блиндаж!
— А ты Федя распорядись! Пошли ребят, чтоб одеяла забрали!
— Тимофеич! Готовься! — говорит кто-то из стоящих солдат.
— К чему?
— Как к чему? Водку за неделю придется выкладывать!
— За спиртным дело не станет! Закуску надо достать! Вы же не будете после выпивки солдатской похлебкой заедывать! Вам чего-то жевать подавай!
После проведения успешной операции у разведчиков наступала неделя отдыха, так уж было заведено! Если кто даже по делу звонил в разведку, ему отвечали, чтобы он больше сюда не звонил. Даже начальство полка об этом знало.
Если у начальника штаба полка было срочное дело ко мне, то он посылал ко мне с запиской нарочного. Посыльной подходил к спуску в овраг, его останавливал часовой, отбирал записку, спускаться в овраг не разрешал, вызывал дежурного и для порядка предупреждал:
— С тропы не сходить!
Посыльной знал, что у разведчиков слово с делом никогда не расходятся. Так и стоял тот в отдалении, ожидая пока вернется дежурный и даст ответ.
— Давай браток топай назад! Гвардии капитан позвонит начальнику штаба по телефону.
Впереди у нас целая неделя спокойной жизни. Перед глазами ни пуль, ни снарядов, ни крови. Все это начнется потом. А сейчас мы сидим в блиндажах и где-то там наверху умирают другие.
— Ну что Соленый? — спрашиваю я, спускаясь в блиндаж.
— Расскажи, как было дело?
— Я точно сказать не могу. Меня Бычков оставил лежать наверху, на краю траншеи. Они вдвоем прыгнули в траншею на немца. Смотрю они его уже по траншее ко мне волокут.
— Сними с немца маскхалат и проверь карманы. Будешь находиться при немце и глаз с него не спускать! Нужно будет вести его в сортир — стой при нем, смотри и придется нюхать. Ты от него ни шаг не должен отходить! При немце будешь находиться до тех пор, пока в дивизии не сдашь его под расписку.
— По дороге, когда в дивизию поведешь, тыловики будут на немца бросаться с кулаками. Они на немцев злые. Готовы любого пленного на дороге растерзать. Их только подпусти к невооруженному немцу. Тут они прыть свою друг перед другом показывают. По дороге, если кто полезет, дашь предупредительную очередь из автомата. Ты часовой и имеешь право применить оружие. Будь с ними потверже.
При опросе немца, я узнал, что у них в роте мало солдат. За последнее время рота понесла большие потери. На новом рубеже в роте не более пятидесяти солдат. В глубине обороны находится опорный ротный пункт и блиндажи для отдыха. На вооружении роты имеются шесть пулеметов МГ-34 и несколько минометов. О количестве минометов пленный сказать ничего не может. Роту поддерживают две батареи орудий калибра 85. Настроение у солдат плохое. Бывают случаи дезертирства в тыл под всякими предлогами. Пленного послали в траншею, чтобы заменить часового, который заболел. Сверху на него что-то навалилось, он хотел разогнуться, ударился каской и его начали душить. Он понял, что это русские, бросил винтовку и поднял руки кверху.
— Товарищ капитан! Как его фамилия?
— А тебе она зачем?
— Мы с Бычковым наколку делаем. Фамилию немца на руке выкалываем, которого берем.
— Не тебе надо наколку делать, а немцу на руке ваши фамилии колоть. Кто взял? Чтобы сразу было видно.
Я спросил у пленного, тот ответил:
— Ерих Надель.
Соленый достал из нагрудного кармана чернильный карандаш, послюнявил его, и закатав рукав, написал фамилию немца.
— Бычков придет. Колоть будем потом!
В дверь блиндажа просунулся старшина.