Ванька-ротный
Шрифт:
Мы сидим в пустой снежной траншее второй роты. Землянок здесь нет. Вторые сутки мы ползаем к оврагу. Немцы нас пока не видят, но чувствуют, что мы ползаем где-то рядом, потому что, как только мы подаемся к оврагу, они тут же усиливают пулеметный огонь. Что делать, ума не приложу!
Во второй роте имеется одна землянка, но она находится на другом краю. Посылаю туда одного из ребят и велю позвонить старшине, чтобы кормежку нес сюда на передовую. Разведчик возвращается назад и докладывает, что старшины на месте нет, он еще продукты не получил. Поднимаюсь и иду по ходам сообщения в ротную землянку. Здесь в землянку не просунешься и не продохнешь.
В нее набились солдаты стрелки, внутри сидят двое телефонистов и лейтенант командир роты. Расталкиваю в проходе сидящих солдат, дотягиваюсь до телефона и вызываю старшину. Телефонист соединяет меня с разведкой. Я слышу в трубку басовитый голос нашего старшины.
— Забирай кормежку и тащи ее сюда! Мы в окопах второй стрелковой роты. Найдешь нас на самом правом фланге, мы в стрелковых ячейках сидим.
— Водку не забудь! Ребята промерзли, принесешь по двести грамм на брата! На сборы даю тебе полчаса. Час на ходьбу! Ровно через полтора часа ты с Валеевым должен быть в роте! Нам надо успеть вернуться в нейтральную полосу.
Проходит два часа — ни старшины, ни Валеева. Иду еще раз по извилистым проходам на ротное КП. Звоню еще раз и спрашиваю дежурного.
— Где старшина?
— Старшина и Валеев после вашего звонка сразу ушли!
Что могло случиться с ними по дороге? Не могло сразу двоих насмерть убить?
Проходит еще час. Ребята сидят злые и голодные. Говорю Рязанцеву:
— Федя сходи, позвони старшине! Рязанцев возвращается, пожимает плечами.
Но вот в проходе траншеи появляется наконец старшина. Все смотрят в его сторону, ребята им недовольны.
Старшина весь мокрый, с лица у него ручьями льет пот. Глаза лезут на лоб, на лице выражение кошмара и страха. Подбородок трясется. Старшина ртом ловит воздух, и слова не может сказать. У ездового Валеева на лице кривая, похабная ухмылка. Смотрит на меня и рот до ушей. Носом то и дело хлюпает.
— Чего ты соплей все время шмыгаешь? Высморкайся отойди!
— Что случилось? — спрашиваю я старшину. И в этот момент замечаю, что стоят они перед нами с пустыми руками.
— Что случилось? — повышаю я голос.
— Где наша кормежка? Где твой термос с варевом? — обращаюсь я к Валееву.
— Чего ты улыбаешься, как идиот?
— А ты? — оглядываю я старшину.
— Где твой мешок с продуктами и водкой?
— Нету! — выдавливает из себя старшина.
— Как это нету? Чего ты несешь? Ты, что не получил на нас продукты? Или у тебя, их украли?
— Хуже, товарищ гвардии капитан! — переведя несколько дух, отвечает он, искоса на ребят посматривая.
— Они у немцев остались!
— Чиво, чиво? Что ты говоришь? У каких таких немцев? Федя! Ты посмотри на него.
— Может, ты с утра лишнего перехватил? Вроде с тобой никогда такого не было.
— Вот именно, спятил!
Я смотрю на старшину и своим глазам не верю.
— Скажи же, наконец, что с вами случилось?
— После вашего звонка, мы тут же взяли продукты и вышли. И старшина стал вытирать рукавом пот с лица. С носа и подбородка у него капало.
— Я взял мешок. Валееву на плечо термос надел. Вышли из землянки, а варежки на столе оставил. Вернулся, надел варежки и подумал — пути не будет!
Бежим по тропе, а немец мину за миной кидает. Одна рванула впереди, шагах в пяти, а другая метрах в двух позади Валеева. Передняя разорвалась, мне чуть по роже осколком не задело. Прибавил шагу, оглянулся назад, вижу Валеев едва успевает.
Слышу гул. Две еще гудят на подлете. Вроде, как немцы за нами следят. Видят, что мы бежим и засекли. Ну, думаю! Нужно в сторону взять, пока не поздно!
Обернулся назад, рукой показываю Валееву — давай, мол, вперед! Сворачивай с тропы и бери направление по снегу!
Термос у него тяжелый. Если будет сзади бежать — может отстать! Я с мешком держу дистанцию за ним сзади.
Смотрю, тропа ушла резко вправо. А Валеев, не сворачивая, бежит по снегу прямо.
— Куда думаю, он прет? Нам нужно налево, а он топает прямо.
Он еще обернулся и на ходу говорит:
— Здесь старшина напрямик гораздо ближе! До окопов добежим, а там по ходу сообщения во вторую роту!
— Ладно, — отвечаю, — шуруй побыстрей!
Снег не глубокий. Но бежать все равно тяжеловато. Я вперед не смотрю, гляжу под ноги и слушаю, как у него термос булькает за спиной.
Вижу чьи-то следы на снегу. Значит Валеев бежит правильно. Пробежали еще. Разрывы мин стали не слышны. Вот думаю передохнуть надо малость. Курить охота — считай, все вывернуло из души. Пробежали еще, вижу справа за кустом узкий спуск в землянку. Смотрю, из-под снега торчит железная труба и дымит помалу.
— Завернем? — говорю, — перекурить малость надо! Здесь по траншее до наших наверно рукой подать?
Валеев ныряет в проход, я за ним по ступенькам спускаюсь. Он отдергивает занавеску, снимает лямки и ставит термос к стене. Сам садится на корточки в углу, а я опускаю мешок и верхом на теплый термос усаживаюсь.
В углу напротив — небольшой столик. На столе горит коптилка. В блиндаже полумрак. Печка шипит. Что-то маловато в землянке солдат? — думаю.
Куда-то ушли? Достаю кисет, отрываю газету, сворачиваю козью ножку, закуриваю и Валееву говорю:
— Вот порядочек у славян! Спят все наповал! Ни часовых тебе, ни внутри дежурных! Тащи любого за ноги!
При свете огарка видно. На нарах лежит пять человек.
На мой голос с нар поднимается голова и говорит по-немецки:
— Вас, ист дас и так далее…