Ванька жуков против гарри поттера и ко
Шрифт:
Над лежащим без чувств Огрызком разорвалась небольшая шаровая молния, отчего он тут же вскочил, растерянно озираясь по сторонам.
– Стоять, безмозглая дылда! – вездесущий голос перешёл на крик. – И только попробуй мне ещё раз разыграть слабонервного! Тебя, когда ты в играх убивал сотнями, нервы не беспокоили? Отвечай, я сказал!
– Н-нет! – промычал несчастный Огрызок, боясь опять сделать что-нибудь не так.
– Так вот знай, гнусный раб, что наступило время твоей последней игры, которой ты будешь помогать мне коротать вечность. Понял?
– П-п-пон-нял, – поспешил с ответом Огрызок,
– Вот так уже лучше! – Злой Гений явно был доволен. – Я тебя похваливал, идиота, чтобы ты лучше меня слушался, но теперь это время прошло. Ты понял? – Он заорал так, что даже Ване, находящемуся на достаточном удалении от происходившего в бараке-компьютере действа, стало не по себе, а Маша тихо застонала.
– Что, тебе всё ещё хочется оказаться на месте этого огрызка? – не поворачивая головы, спросил Ваня.
– Меня тошнит! – послышалось в ответ.
– Скажи спасибо, что тебя просто тошнит, а не трясёт, как ту несчастную «дылду», – сочувственно заметил Ваня. – Интересно, каких бы характеристик удостоилась ты у этого Космического Разума? Может, будем уходить отсюда?
– Не могу, меня ещё очень сильно тянет туда, – еле выговаривая слова, ответила Маша.
– А-а, – с пониманием протянул Ваня, – ты ещё не насмотрелась! – Ему ничего не оставалось, кроме как предоставить своей подружке возможность досмотреть это «кино» до его фатального завершения.
– Счётчик удачных попаданий, ко мне! – проревел вездесущий голос.
Маленькое существо на коротких кривых ногах с длинной-предлинной шеей, свёрнутой змеиными кольцами, тут же появился перед трясущимся от страха Огрызком. На конце этой невероятно длинной шеи находилась змеиная голова с десятками выпученных глаз, которые могли вылезать из своих орбит и тогда становились похожими на усики жуков, которыми они исследуют находящийся перед ними объект. Длинная шея опустилась до уровня головы исследуемой души, и один из глаз Счётчика присосался к глазу побеждённой жертвы. Эта процедура была ничем иным, как считыванием информации, которое продолжалось доли секунды, после чего глаз Счётчика вернулся на своё место, а сама голова резко поднялась вверх и уткнулась в большое табло, висевшее на самом видном месте, на котором в бешеном темпе замелькали цифры.
Когда бешеная пляска цифр остановилась, вездесущий голос Победителя с нескрываемым удовольствием произнёс на удивление совершенно спокойно:
– Вот это так малый! Потрудился для нас на славу!
Не успело отзвучать последнее сказанное слово, как весь барак наполнился хором невидимых певцов. С музыкальной точки зрения, то, что они пели, представляло собой образец иступлённой какофонии. Голоса звучали до того нестройно, что это производило впечатление чего-то достаточно продуманного и подчиняющегося каким-то особенным законам антигармонии. Текст состоял из трёх слов: «Слава Победителю Людей!»
– Начали! – Вездесущий Голос оборвал какофонию на полузвуке.
В следующее мгновение раздался бой барабанов, и со всех сторон появились руки, держащие штыки, автоматы, гранатомёты, до боли знакомые трясущейся от страха душе по любимым компьютерным играм. Все эти орудия смерти выстроились в определённой последовательности, отдалённо напоминающей лабиринт.
– Ну что, поиграем? – проревел вездесущий голос. – Ты чего это присмирел, а? Где твой азарт? Давай, давай, пошевеливайся! Тряханите-ка его, как следует! – скомандовал он.
Голубые струи электрического тока пронзили и без того трясущееся тело Огрызка.
– Не надо, не надо! – последовал душераздирающий крик. – Я сам!
Еле держащийся на ногах Огрызок изобразил на своём обгрызенном лице подобострастие и готовность на всё.
– Вот так-то лучше, дылда! – проревел Победитель. – Я тебе не позволю испортить мне впечатление от игры. Ты понял?
– П-пон-нял, п-пон-нял, – ещё подобострастнее замычал Огрызок, у которого уже не было сил, чтобы членораздельно выговаривать слова.
– Объясняю правила игры, – заревел вездесущий голос, но уже спокойнее. – Сколько раз ты попадал, столько раз теперь попадут в тебя, – вездесущий голос затрясся от леденящего душу смеха, – а сколько раз ты промазал, столько раз у тебя будет шанс избежать попадания, если только ты сумеешь воспользоваться им, – добавил голос, и смех его стал громоподобным. – Ты понял?
Но ответа не последовало, потому что началось то, что люди так безответственно называют игрой.
Первым в обгрызенное тело несчастной души вонзился штык. Он прошёл насквозь, и из образовавшейся в эфирном теле души дыры потекла кровь. Она была не настоящая, а такая же, как и в играх, виртуальная, но боль от её потери была не виртуальная, а самая настоящая. Скорчившийся от боли Огрызок, можно сказать, сам наткнулся на второй штык, который попал ему в шею. Виртуальная кровь хлынула фонтаном. А в этот момент следующая за штыком рука нажала на курок и выпустила в обезумевшую от боли душу целую обойму патронов. Область живота Огрызка превратилась в решето, из которого потекли красные струйки.
– Хорошо, – взревел Космический Разум. – Хорошее начало! Не замедляйте взятого темпа, и мы скоро пройдём эту миссию!
– Перестаньте! Перестаньте, – закричала душа, проткнутая очередным штыком. – Я хочу умереть!
– Поздно! – прозвучало в ответ. – Ты уже раз умер, больше такого счастья тебе не будет! – Раскатистый смех становился всё громче, а бедная душа, залитая красными потоками, становилась всё дырявее.
Несчастный Огрызок, пользуясь тем, что лицо его ещё оставалось не залитым кровью, делал отчаянную попытку за попыткой избежать очередного попадания, всякий раз натыкаясь на штык или дуло рукой или плечом, пока, в конце концов, сам не напоролся лицом на кинжал, который хотел обойти снизу.
– Отличный ход, и-и-и-и-диот! – по-лошадиному заржал вездесущий голос.
– Заткнись! – не сдержалась измученная душа, потеряв самоконтроль от боли и отчаяния.
– Это я заткнись? – зловеще тихо переспросил её победитель. – Это ты сейчас у меня заткнёшься!
В следующий момент гранатомёт, появившийся перед Огрызком, выпустил залп, и лицо несчастной обгрызенной души превратилось в сплошное красное месиво.
– Ну, что? – захохотал переполненный ненавистью голос. – Где теперь твой поганый рот? А?