Ванька жуков против гарри поттера и ко
Шрифт:
– А мне мама объясняла, как из чёрного можно сделать белое, и наоборот. Какая же хорошая у меня была мама, и какой же я был дурак!
– Как ты думаешь, почему мы делаем столько ошибок? – спросила Маша.
Ване не хотелось утруждать себя выдумыванием ответов, которых он не знал, поэтому он сказал:
– Знаешь, когда моя мама, не знала, как ей поступить, или хотела получить ответ на какой-то затруднительный для неё вопрос, она всегда молилась. Я это хорошо помню.
– Ванина мама, по-мо-ги нам, – по слогам произнесла Маша.
– Чего это ты вдруг? – уже хотел было
– Это я так, на всякий случай, не бойся!
Некоторое время они лежали, молча, и каждый думал о своём. Как всегда, первой нарушила спокойствие Маша.
– Ой, что это так красиво играет? – спросила она.
– Где? – Ваня быстро встал и прислушался.
– Идём скорее туда! – Маша схватила друга за руку и потянула его туда, откуда, как ей казалось, доносились чудесные звуки.
– Новое приключение, и ты опять собираешься бездумно вляпаться в него! – сказал Ваня, смирившись со своей судьбой.
– Какое приключение? – не унималась Маша. – Это тихая очаровательная музыка, причём очень добрая!
– Шрек у нас тоже был добрый, и красотка Фиона, отбивающая почки всем, кто не по ней, тоже добрая была.
– Ну, так то же великан Шрек и каратеистка Фиона! А что нам сможет сделать музыка?
– Но кто-то же эту музыку играет!
Маша на минуту призадумалась, но её любопытство было сильнее здравого рассудка.
– Слышишь, мы только издали посмотрим. Просто интересно.
Музыка становилась всё громче и громче. Это означало, что совсем скоро они увидят того, кто её играет.
Тропинка, по которой они шли, привела их на опушку леса. Солнца, как на картинах Шишкина, здесь не было, и косолапых мишек тоже. Зато была кровать, такая же странная, как и поляна: вместо спинки у изголовья стояла красивая белая арфа, от которой и исходили приятные звуки, так очаровавшие неуёмную искательницу приключений.
– Ой, какая красота! – Машиной радости не было предела. – Я уже вечность не лежала на кровати! – Подбежав к кровати, она стала её изучать. – Какая мягкая перинка! А подушечка! Ой, какая же мякенькая подушечка! Как раз такая, как я люблю!
Ваня понял, что оторвать Машу от этой кровати уже не получится.
– Я немножко полежу, – радостно сказала она, но, заметив укор в Ванином взгляде, добавила: – Совсем немножечко, честное слово.
Забравшись на кровать, Маша юркнула под одеяло и, обхватив подушечку руками, привычным движением повернулась на бочок, а арфа тут же запела сладким голосом.
– Вот уже и песни начались! – Ваня почувствовал что-то недоброе в этих слащавых убаюкивающих звуках, но тут же подумал: «Пусть полежит! Что в этом плохого? Она же из-за своей болезни привыкла проводить жизнь в постели».
– Ваня, как же хорошо! – сказала Маша, не открывая глаз.
– Отдохни, – пела арфа, – ты устала, ты очень устала.
– Как же сладко она поёт! – замурлыкала Маша, как кот на тёплой печке. – Как же сладко спать!
– Эй, ты там не очень-то расслабляйся, – Ваня не разделял Машиных восторгов. – Ты мне обещала «совсем немножечко», не забыла?
– Помню, помню, – Маша даже и не собиралась думать о своих обещаниях.
Веки её эфирных глаз налились сладкой тяжестью, стало свободно и легко! Все перенесённые волнения куда-то испарились, как будто их и не было вовсе. Боль затихла. Ещё чуть-чуть, и она провалится в небытие, в котором нет ни радостей, ни обид, ни стыда, а главное – нет боли! Как же здорово! Как же хорошо!
– Спи, спи, – пела арфа.
«Ладно, пусть полежит, – подумал Ваня, – а я пойду в разведку. Посмотрю, что тут и как».
Но смотреть по сторонам было не на что: везде, куда ни кинешь взгляд, унылый, мрачный лес и совершенно непроходимые заросли.
Повернув назад к опушке, Ваня сильно споткнулся о какую-то корягу и, рассердившись, пнул её ногой. Ему показалось, что на земле лежит нечто, очень похожее на меч. Опустившись на колени, он стал приподнимать корягу, оказавшуюся достаточно тяжёлой. Он уже собирался бросить свою находку, но что-то остановило его.
«А вдруг это, действительно, меч? – подумал он. – Тогда я буду для Маши настоящим воином-защитником».
Ваня лёг на землю и, упёршись одной рукой в корягу, всем телом надавил на неё. Другой рукой он взялся за меч и стал тянуть его на себя. Сначала ничего не получалось, но, наконец, меч шевельнулся, и коряга-хранительница, крякнув, отодвинулась.
Ваня взял в руку меч и стал внимательно рассматривать его. Он был, хоть и деревянный, но совсем как настоящий. До опушки оставался какой-нибудь десяток шагов, и Ваня уже предвидел Машино удивление. Но, выйдя из чащи, он просто остолбенел: ни кровати, ни арфы уже не было, а Маша лежала на земле с раскинутыми в стороны руками, которые страшное синее чудовище, как щупальцами, опутало своими длинными лапами. Раскрытая зубатая пасть с огненным языком, медленно, как бы растягивая удовольствие, приближалась к Машиному уху. Казалось, это чудовище или откусит ей голову, или проглотит целиком.
– А ну, отверни свою синюю морду! – крикнул Ваня набегу.
Чудище даже не пошевелило коротким ухом, похожим на кусок отрезанной трубы. Для него грозный Ванин крик был всё равно, что писк комара.
– Ах, ты так! – Ваня занёс свой меч и стал бить им по противным синим лапам.
Чудище, как и прежде, никак не отреагировало, но от ударов по синим лапам пробудилась Маша. Увидев над собой раскрытую огненную пасть, она завизжала на весь окрестный лес, отчего чудище передёрнуло, и оно срыгнуло огнём. Огненный язык лизнул Машу за шею, отчего она завизжала ещё сильнее. Видимо, над пробудившейся жертвой синее страшилище силы уже не имело. Ковыляя, как побитая собака, Машина «музыка» скрылась в лесной чаще.
Почувствовав чудесное избавление от парализующих объятий синих лап, любительница приключений с красной меткой на шее, перестала визжать, но продолжала дрожать, как осиновый лист, а Ваня, разгорячённый недавним боем, застыл с поднятой вверх рукой с мечом.
– Ну, что? Увидела автора-исполнителя сладких песен? – спросил он, тяжело дыша.
– Что это б-было? – У Маши, ещё не оправившейся от страха, зуб на зуб не попадал.
– Я думаю, это была твоя лень.
– Лень? – не поверила своим ушам Маша.