Варадеро не будет

Тьма. Отсутствие света, тепла, чувств. Нет ни дуновения ветра, ни шороха листьев, ни запахов, ни звуков. А если нет чувств, то есть ли вообще время? Или смерть, это как сон, лежать здесь и в то же время жить в другом месте, в ином мире? А может, попы правы, и каждого за чертой ждёт либо бородатый ключник с книгой

Мысли в голову лезли неприятные, но чем ещё занять мозг, когда пальцы, можно сказать, сами паяют? А то, что все думы возвращаются к теме смерти, так неудивительно. Сколько ещё ему осталось? Павел Степанович Моторин мельком глянул влево, в полированный лист нержавейки и вздохнул про себя. Семьдесят три. Многие ли знакомые дожили до этого возраста? Из друзей точно никто. Сам держался, непонятно зачем. И так уже, зрение давно не то, да и самих глаз за мешками почти не видно, зубов осталось всего восемь. К тому же суставы каждый день будто выкручивает, особенно если накануне им хоть чуть нагрузки дать.

А умирать всё одно не хочется. Умирают старики, а какой он старик? Ну и что, что семьдесят три? Всё равно ведь Пашка. Павлом Степановичем его, помнится, только раз в месяц и называли, когда почтальон пенсию приносил. Так и не носят уже пятый год – регистрации нет. Без бумажки ты – букашка.

– Ну-ка вот сюда тебя, – Павел дрожащими пальцами запихнул-таки ножку непослушного резистора в отверстие и коротко ткнул туда разогретым паяльником.

Ну как тут умирать, когда вокруг каждый день столько нового? То компьютеры, то умная техника, теперь вот Ардуино это придумали. Это ж можно настоящих роботов строить. Ну, с роботами Пашка, может, и загнул, а вот программируемую подлодку он до ума доведёт.

Старик нехотя огляделся и улыбнулся. Семьдесят девять кубов, и всё под потолок забито, еле место под столик разгрёб. Этот контейнер уже полгода, как стал для него родным домом. Можно сказать, счастливый случай.

Моторин тогда подвизался сторожем в воскресной школе. Бесплатно, за постель на топчане, возможность готовить на кухне, и хранить немногочисленные пожитки. Деньги приходилось зарабатывать ремонтом всего на свете, от будильников до ноутбуков. Не сказать, что порядочно зарабатывал, но не голодал. Спасибо настоятелю, не запрещал ему канифолью дымить и железками греметь. Но разве это дело? Тут псалмы распевают, здесь закон божий учат, а рядом он с отвёртками. Да и священники стали намекать, что он, дескать, много за свет накручивает.

Так что, когда знакомый из гаража сказал, что важный человек ищет ответственного сторожа на охрану сорокафутовика, старик ни минуты не думал. Сразу же согласился, как только узнал, что в контейнере можно будет не только ночевать, но и работать.

Вот, сидит теперь, радуется. Если ничего не случится, через пару недель будет испытывать подлодку. Пока модель, а там, кто знает, глядишь и сам снова под воду погрузится. Старик поправил лупу в глазу, чуть придвинул лампу, чтобы светила именно туда, куда нужно, и зашарил пальцами в пластиковом контейнере с деталями. Пора было собирать диодный мост.

Створка контейнера с громким скрипом распахнулась, и внутрь ввалились двое. Первый держал в руках обрез двустволки. Он сразу же ткнул оружием старику в лицо, второй вразвалочку подошёл, по-хозяйски взял со стола рулон серого скотча. Потом подкинул ленту на ладони, будто проверяя вес, и повернулся к напарнику.

– Смотри, Сёмыч, какой ответственный старикан. Сам для нас изоленту приготовил.

Первый при произнесении клички дёрнулся, ствол заходил ходуном. Он начал быстро вертеть головой, пытаясь следить одновременно за жертвой и напарником.

– Ну вот чего ты? – скороговоркой произнёс Сёмыч. – Ты ещё на все гаражи моё имя орать начни. Давай быстрее, не тормози. А то…

Договорить он не успел, напарник спокойно положил тяжёлую ладонь на его плечо и успокоил:

– Да что ты менжуешься? Всё пучком будет. Ты же видишь, дедушка старый, к родственникам на свиданку не торопится. Не торопишься ведь?

Он с усмешкой глянул на Моторина. Старик покачал опущенной головой. Руки его лежали на коленях, сам сидел, откинувшись на спинку простого деревянного стула.

– Линзу забери, – старик кивнул в сторону налётчика прикрытым окуляром глазом. – Разобью – жалко будет.

Тот послушно взял прибор и довольно аккуратно уложил его на стол.

– Молодец, старик, – он похлопал Павла по плечу. – Мы не за твоей лупой пришли. И даже не за залупой.

Второй коротко и нервно хохотнул, не убирая, впрочем, обреза от лица жертвы. Первый выдвинул из-за стола стул вместе со стариком, свёл его руки сзади и трижды обмотал запястья скотчем. Потом развернул деда лицом к себе, наклонился перед ним и упёрся ладонями в колени.

– Молодец, старик. Тихо сидишь. Ты вообще не бзди, ничего мы тебе не сделаем. Ну, может, фингал под глазом поставим для достоверности, не больше.

– Да чё ты с ним возишься, чё ты возишься? – суетился Сёмыч.

Он не был уверен, что ствол можно убирать, хотя и отошёл назад, почти уткнувшись спиной в стеллаж на противоположной стене.

– Давай уже выруби этого козла, и погнали, – поторапливал он напарника.

– Уважай старость, Сёмыч, – философски заметил первый. – Этот старик, может, за тебя, дурака, воевал, а ты вот так с ним.

– Чё я дурак-то? Ты чего меня, провоцируешь? Провоцируешь, да?

– Ну а не дурак, так и успокойся. Вон, у деда учись.

Он снова повернулся к Моторину.

– Ты, дед, на нас не обижайся. Мы к тебе никаких претензий.

– Да харе триндеть! – взвился Сёмыч. – Время уходит. Давай уже ищи.

Он всё-таки положил обрез на стеллаж слева от себя и залез рукой под ящики, которыми было забито не меньше половины контейнера.

Весь остальной объём занимали листы стали, меди, алюминия разной толщины, толстостенные и тонкостенные трубы, различные провода, что-то непонятное, скрученное в рулоны. Вдоль одной из стен, той, на которую почти опирался спиной дед, один на одном стояли компактные станки. В первый же день Моторин разглядел два токарных, фрезерный, строгальный, пару прессов. Дальше исследовать не полез. Его наняли всё это охранять, а не изучать.