Варан
Шрифт:
Временами он проклинал себя за эту дурацкую затею. Кто тянул за язык?! Лунка росла день ото дня, в ней скапливалась вода, Варан вычерпывал воду и зажигал в лунке масляный костер, а когда камень раскалялся, снова поливал водой; потом вбивал железные штыри в образовавшиеся трещины и бил, бил, колотил молотом…
Он почти не бывал дома и спустился на берег только однажды — когда пришли плотогоны.
Деревянное колесо смутно отражалось в неподвижной воде, подернутой пленкой дождевых капель. Вокруг плота кружили лодки, люди
Варан толкался среди односельчан. Что они о нем думали — сейчас было неважно, в такие дни забывались и дружбы, и обиды, все теряло значение, кроме дерева, смолистого и жаркого, твердого и податливого, дерева для лодок, для прекрасных душистых скамеек, для детских игрушек, для женских украшений и для очага, разумеется — ведь межсезонье впереди…
— По два реала?! Ну это вы дешево, дядя, сговорились, такой товар — и по два реала…
— А подход надо знать, — объяснял довольный сосед. — Плотовщик, он когда видит, что ты не Шуу деланный и в древесине разбираешься — он обязательно уступит, поверь, парень…
Варан гладил рукой мокрую кору. Считал годовые кольца. Иногда, будто наклонившись за чем-то, ненароком прижимался щекой к душистому и колючему, шероховатому или гладкому дереву. Вечером на берегу зажгут большой костер — каждая семья пожертвует на праздник по несколько бревен. Нет ничего красивее, чем осенний костер до неба; тучи подсветятся снизу, капли дождя испарятся, не долетая до земли. Наверное, даже горни увидят отблеск пламени сквозь толстый слой туч. Дети уже сейчас предчувствуют праздник — носятся по берегу, орут и смеются, пересыпают в ладонях мокрые опилки…
В этот день играют свадьбы.
Варан не станет дожидаться огня. Он возьмет отцов фонарь, поднимется на винтовую площадку и станет долбить камень под вторую пружину.
И пусть староста смеется сколько влезет.
Винт, основательно накрученный, с полной загрузкой, завис сильно в стороне от причала. Варан налег животом на рычаг — подобрался ближе, но не дотянул. Бросил цепь с крюком — и попал; причальник попробовал зацепить корзину длинным багром — и промахнулся.
— Держись! — крикнул причальник.
Варан, чья голова после бессонных ночей работала, на удивление, ясно, думал только о том, как бы не сломать машину. Вцепившись в стержень винта, он дождался момента, когда лопасти замрут, и сдернул вниз железное кольцо; лопасти сложились, хоть и не до конца. В следующее мгновение винт опрокинулся и повис на единственной цепи; выдержи, подумал Варан. Кузнецы с Малышки клялись, что на такой цепи можно Шуу вытащить со дна… Выдержи
Винт раскачивался. Корзина лежала на боку. Бурдюк с водой, привешенный к борту, опрокинулся внутрь и прижал Варана к винтовому стержню.
Свистел в ушах ветер. Варан видел облака вверху; перевернутое небо. Обрывком вспомнился полет на пластуне, бездонные пещеры, надпись на замке — «Ты мертв»…
Корзина дернулась и поползла вверх. Хоть бы они не порвали цепь, подумал Варан. Из такого положения, боком, никак не поймать баланс, хоть до самого поддонья лови…
Корзина замерла. Невысоко над Вараном ухали и переругивались, корзина покачивалась, как пустое ведро на воде. Причальники, конечно, первым делом снимали груз.
Кровь прилила к голове. Очки соскользнули с носа — Варан не успел их подхватить. Он тут же зажмурил глаза, спасаясь от солнца, но в воображении своем продолжал видеть, как они летят вниз, как ныряют в облака…
Хоть бы не отцу на голову. Хоть бы отец вообще ничего не заметил — а то подумает Император знает что. Лишь бы оправа не очень погнулась, а стекла можно вклеить новые…
— Эй, ты! На стержне! Живой там?
— Был бы мертвый — свалился, — пробормотал Варан, едва шевеля губами.
— А чего глаза закрыты?
— Очки упали…
Причальники захохотали — добродушно, впрочем. С симпатией.
— Чего мимо причалов мажем, винтовой?
— Это ж воздух, он дурной, как баба, — повторил Варан слова, однажды слышанные от отца в подпитии, и причальники обрадовались еще больше:
— Дело говоришь…
— Ха-ха-ха! Воздух, как баба!
— Ну, цепляйся, пацан, не век же вниз головой висеть…
Кинули веревку и помогли выбраться, а потом уже втащили корзину. Варан сидел на причальной доске, по-прежнему не открывая глаз.
— Что? Припекает?
— Рад бы поддонок ночи…
— Нечего ржать. Винт ночью обороты теряет от холода.
— Эй, слепыш! Как на берег пойдем?
— Отстань от него… Лучше за руку возьми да проведи…
— Ишь, какие нежности…
— А то. Парень, можно сказать, чуть Шуу душу не отдал… Я как посмотрел, где он завис, — ну, думаю, плакал винт, плакала наша водичка…
— Смотри! Девка-то…
— А ты что, не допер, кого она высматривает?
— Дождалась…
— Перепугалась…
— А то…
Варана, державшего глаза зажмуренными, вели под руки с двух сторон. Три человека на доске! Ему страшно было даже представить, как шагают причальники — по самому краю, не иначе… Друг перед другом красуются.
— Эй, девка! — крикнул старший. — Праздник тебе пришел, дружок твой не свалился в поддонье, как поначалу собирался… Да ты ревешь, что ли?!
Варан чуть приподнял веки — и тут же опустил. Перед закрытыми глазами поплыли красные пятна.
Потом он почувствовал запах. Пахло Нилой.