Вариант 19
Шрифт:
Домик угловой, одноэтажный, заросший зеленью, имел совершенно сельский вид. Наверное, в дворике куры кудахчут и петух разгуливает.
— Пришли, — пробормотал Виктор Михайлович. — Вот здесь наше имущество и должно храниться. Свежие данные по оперативной обстановке у хозяина получим. Он человек осведомленный.
Парочка прошла вдоль заборчика мимо низеньких зашторенных окон. К воротам Виктор Михайлович не свернул, вместо этого провел Катю вокруг большой лужи, и агенты, не меняя прогулочного шага, двинулись
— Что-то не то.
Катя и сама уже поняла. Во дворе было как-то…. Заброшено, что ли? Безлюдье ощущалось как на старом, запущенном археологическом раскопе. Даже собака молчала.
— Кажется, пришло время, как это у вас говорят, провести боевое слаживание? — Виктор Михайлович смотрел вопросительно.
— Наконец-то! Я уж думала, вы никогда не предложите.
Майор хмыкнул:
— Шуточки дело хорошее, но я тебя действительно только по анкете знаю. Значит, так, я с тыла, а ты в калиточку сунься под каким-нибудь приличным предлогом. Только естественнее, естественнее….
Виктор Михайлович перемахнул через забор с неожиданной для его комплекции легкостью. Лихо, товарищ майор. Катя поправила платочек на голове. Ну-ну, посмотрим как дальше. Она не торопясь, вернулась к воротам. Воспитанно постучала:
— Эй, хозяева! Извините, здесь продается славянский шкаф?
После паузы скрипнула дверь дома:
— Що треба? — поинтересовался настороженный мужской голос.
— Простите, вы славянский шкаф продаете?
— Що? — изумился голос.
За забором резко хлопнула дверь, кто-то изумленно охнул, завозились. Катя на всякий случай отступила от калитки под прикрытие более надежного забора. По другой стороне улочки протопала тетка с корзиной, из которой торчало горлышко пустой бутылки. Аборигенка покосилась подозрительно.
— Хозяева, есть кто дома? — жалобно воззвала Катя.
Звякнула задвижка, калитка приоткрылась
— Что ты пищишь? Еще погромче про славянский шкаф поори, юмористка, — пробормотал Виктор Михайлович.
— Меня какая-то кухарка засветила, — прошептала Катя и проскользнула в калитку.
На земле лежал человек в сером пиджачке, обеими руками зажимал горло. Меж пальцев обильно пульсировала яркая кровь.
— Витюш, ты себе рукав испачкал, — сказала девушка.
— Да что уж там, — с досадой сказал майор. — Капец смокингу, на спине вдрызг разошелся.
Действительно, парусиновый пиджак Виктора Михайловича на спине длинно лопнул по шву.
— На, — майор сунул напарнице наган. — Посторожи. Я пока второго потрясу. Дерганые какие-то парнишки попались.
Вторая жертва Витюши сидела в дверях дома, бессильно свесив голову на грудь. Майор ухватил бессознательного человека за шиворот, поволок внутрь. На миг высунулся:
— Катенька, если будет слишком слышно — стукни, пожалуйста. И поосторожнее, вдруг они именно сейчас решат своих филерков сменить, — майор аккуратно прикрыл дверь.
Катя проверила барабан револьвера. Прошлась по захламленному дворику. Из
Катя вернулась к калитке. Ужас из глаз лежащего человека уже ушел, взгляд, устремленный в голубое небо, помутнел. Лужа крови быстро впитывалась в землю. Стараясь не испачкаться, Катя присела на корточки и обшарила труп. С десяток револьверных патронов, жестяной портсигар с самодельными папиросами, часы. В сапоге обнаружился нож, похожий на стандартную финку, до боли знакомую девушке. Чтобы проверить внутренние карманы, пришлось оторвать руки мертвеца от перерезанного горла. Рана была ровной, от уха до уха. Ничего в здешних цирюльнях бритвы, хоть и запасные, но острые. Во внутреннем кармане покойного нашелся потертый бумажник. Разномастные деньги, паспорт на имя Пасулько Игната Андреевича, мещанина, уроженца города Казатина Киевской губернии. Игнату Андреевичу было 39 лет, до юбилея чуть не дотянул. Ну нечего было с наганом шляться по чужим домам.
Катя с интересом рассмотрела деньги. Царские, советские, петлюровские, кубанские, керенские — прямо бонистическая коллекция. На экране компьютера банкноты выглядели как-то иначе. Катя брезгливо осмотрела банкноты с трезубцем. С украинскими самостийниками девушке довелось познакомиться летом 41-го года в Львове, с тех пор товарищ старший сержант всех бандеровцев, а заодно и петлюровцев с мазеповцами, на дух не выносила.
Из дома донесся придушенный вопль. Угу — шел допрос с пристрастием. Надо бы потише беседовать.
Неприличных звуков больше не слышалось. Катя посмотрела на трофейные часы — четверть третьего. По какому времени, непонятно. Тут вроде каждая власть стрелки по своему переводит, и детали сего идеологического противостояния Катя уточнить не успела.
Из дома выглянул Виктор Михайлович:
— Ну, как, тихо?
— Пока — да. Ты хоть число сегодняшнее уточнил?
— Число правильное. Тут мы не ошиблись. Только вот агента нашего — того. В погребе он, и пытаться реанимировать беднягу поздновато. Засада здесь с ночи сидит. Кого конкретно ждут, топтуны не знали. Они вообще сами на нелегальном. Ты, моя дорогая, кто такие "сечевики", случайно не знаешь? Это петлюровцы, что ли?
— Почти. Но у них вроде главным гетман Скоропадский и они с Петлюрой гавкаются, хотя тоже за всемирную приватизацию усих запасов сала и великую неделимую Украину от Житомира до самых Пятихаток. Ну, это если в очень общих чертах.
— Политика, — майор задумчиво вытер руки об изжеванные брюки. — Что-то я не пойму, они вроде не нас ждали. Где-то прокололся наш связной. Ладно, попозже разберемся.
— Уходим?
— Вот еще! Пока кроме легкого морального удовлетворения мы ничего не получили. Где наше законное имущество? Придется пошарить. Только сначала слегка приберемся.