Вариант «Бис». Дилогия
Шрифт:
К этому времени они дошли до стоящего на обочине грузовика, в котором Алексей без труда узнал старый «ГАЗ-АА». Из кузова выпрыгнули двое солдат.
В этом не было ничего особенного, но опытный кадровый офицер капитан-лейтенант Вдовый вдруг с недоумением осознал, что сам он документы переводчика не проверил. Более того, на командире взвода не имелось обычной (как, во всяком случае, было в Пекине) для комсостава китайской армии цветной нарукавной повязки. Это можно было списать на непроходящую усталость от измотавшей его дороги, но такая ошибка слишком уж шла вразрез со всеми инструкциями о бдительности, которые он старался пропускать мимо ушей, как сами собой понятные. Вот как свяжут его, увезут куда-нибудь в Сеул и начнут иголки под ногти заталкивать, выпытывая, сколько граммов сахара положено в Советском Союзе по доппайку младшим офицерам, приписанным к плавсоставу надводных кораблей третьего-четвертого ранга…
Сказанное про себя, разумеется, это было иронией. Вряд ли кому-то придет в голову выкрадывать советского офицера из Фынчена, откуда даже до границы с КНДР было еще порядочно – не то что до линии фронта. Но в груди все равно неприятно кольнуло.
– Что-то не так, товарищ военный советник? – обеспокоенно спросил переводчик. Алексей столкнулся с ним глазами и понял, что никакое смущение не может иметь места, если речь идет о деле. Им предстоит много работать вместе, но авторитет новый военный советник при штабе ВМФ КНА должен, разумеется, зарабатывать не тем, чтобы стесняться исправить допущенную оплошность.
– Будьте добры, переводчик Ли, покажите мне и свои документы, и документы солдат, – твердым голосом потребовал он.
Командир взвода с пониманием кивнул и, не оборачиваясь, подал солдатам короткую команду. Стоявший до этого с карабином поперек бедер рядовой закинул оружие за плечо и сунул руку под куртку, в нагрудный карман гимнастерки, без слов подав в выставленную назад ладонь переводчика узкую желтоватую бумажку. Второй, безоружный, в такой же стеганой куртке и в украшенной красной звездочкой теплой шапке несколько другого покроя, на секунду замешкался, но поступил так же, подав картонную книжечку.
Не отрывая взгляда от лица старавшегося казаться расслабленным Алексея, переводчик достал и свои документы и спокойным жестом подал ему всю нетолстую стопку бумажек вместе. Оказавшаяся сверху бумага была на русском языке и сообщала, что командир взвода Хао Мао-ли прикомандировывается к военному советнику при флагманском минере ВМФ КНА капитан-лейтенанту ВМФ СССР А.С. Вдовому в качестве переводчика. Имя у комвзвода действительно было смешное, но смеяться над чужим именем или фамилией может только полный баран, так что «Хао Мао» Алексея не так уж и впечатлили. Остальные бумаги были написаны китайскими иероглифами и рубленым корейским алфавитом, и в них Алексей ничего не понял. Бланки были типографскими, но текст был вписан в разграфленные квадратики от руки – посветлевшими от времени синими чернилами. Фотографий в удостоверениях не имелось, но выглядели они достаточно официально и вполне Алексея успокоили.
– Рядовой боец-доброволец товарищ Ли, – отрекомендовал комвзвода кого-то из стоящих за его спиной. Кого именно – Алексей сначала не понял, потому что ни одного жеста он не сделал, – сопровождает следующий с нами груз.
«Ага, это, значит, который с карабином».
– И рядовой боец братской корейской армии товарищ Сэн.
Алексей осознал, что опять запутался. Даже то, что переводчиком при советском офицере, который должен был занять свежеиспеченную должность советника при флагманском минере корейцев, назначили китайца, а не корейца – уже само это было достаточно неожиданным. Теперь оказывается, что шофер грузовика – кореец, а какой-то там попутный груз сопровождает китаец. Это что, означает, что до места назначения они будут добираться на грузовике? Или здесь так и положено?
– Почему «боец»? – спросил Алексей вслух. Слово было устаревшим, такого он не слышал уже достаточно давно.
– Слово «солдат» хуже подходит, товарищ военный советник, – сообщил переводчик Ли. – Садитесь, пожалуйста, в кабину.
Место в кабине грузовика было как раз на двоих, и «командиру взвода» с вооруженным карабином «рядовым бойцом-добровольцем» пришлось остаться сзади, на ветру. Дорога быстро утомила давно отсидевшего себе все возможные места Алексея, но заставить себя поспать еще хотя бы час ему не удалось. Пришлось сидеть, глядя на тянущуюся под колеса грунтовку, выметаемую негустой поземкой, и по сторонам – на неинтересный пейзаж, унылостью своей напоминающий то ли Казахстан, то ли юг того же Забайкалья.
Оттопырив от скуки губу и стараясь не слишком часто поглядывать на вцепившегося в рулевое колесо щуплого корейца с коротко стриженными волосами, Алексей размышлял обо всем подряд, включая непонятую ему оговорку переводчика о разнице в словах «солдат» и «боец», как и о «командире взвода» против привычного уже «лейтенанта». Последнее слово исчезло из советских военных уставов так же, как исчезло слово «командир» в значении «офицер». Командир в каждом подразделении, соединении, корабельной боевой части мог теперь быть только один. Про себя капитан-лейтенант с усмешкой подумал, что и сам он от обращения «командир» уже успел отвыкнуть – последний раз командиром он был еще в лейтенантские времена. Сменив пусть маленький, но все же свой торпедный катер сначала на канонерку, потом сразу аж на первый в стране линейный крейсер, а затем на тральщики, он каждый раз был уже одним из многих.
Алексею хотелось надеяться, что срок советничьей службы при китайских и корейских штабах, составлявший обычно от восьми до четырнадцати месяцев, он отслужит с честью. Именно это назначение было тем, чего он, застрявший на уровне младшего офицера, и добивался, понимая, что от уходящего поезда кадрового плавсостава «первой линии» отстать очень легко. С каждым годом в воздухе, которым дышала страна, все сильнее попахивало озоном и порохом, и любой помнящий этот запах с конца тридцатых фронтовик, если он хоть что-то собой представлял, старался занять свое место в раскручивающемся механизме готовности.
Получив в начале декабря 1952-го сообщение о новом назначении, Алексей счел себя везунчиком – что, впрочем, полностью соответствовало тому ощущению, которое он вообще и испытывал с момента поступления в училище. Сыну погибшего в самом начале войны кавалерийского офицера и брату погибшего в ее середине офицера артиллерийского, моряку Алексею Вдовому повезло честно отвоевать всю Отечественную от начала и до конца, ни разу не спрятавшись за чужую спину и не согнувшись. Более того, ему повезло остаться в живых и даже сравнительно целым…
Подняв руки, Алексей провел ладонями по изуродованной половине лица, как будто утирал текущую по ней воду. Кости уже давно не болели, но он все равно вздрогнул. Ничего. Это можно пережить. Согласно инструкциям, которые до него довели, пребывание советских военнослужащих в действующих частях запрещено – значит, ему действительно предстоит всего лишь советничья работа на берегу, какой бы серьезной она ни была. Восемь месяцев, двенадцать, четырнадцать, а хотя бы даже и шестнадцать. За такой срок вполне можно попытаться осложнить жизнь вражеских моряков, занимающихся тралением подходов к свежезахваченным или потенциальным плацдармам, до такой степени, что это окупит его проезд до Пекина, самолет до Мукдена и дорогу в этом разваливающемся грузовике и туда, и обратно.