Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль
Шрифт:
Мизинцем испытатель мог, судя по всему, перегнуть граненый строительный гвоздь, но удовольствие на его лице говорило само за себя. Он ласково потрепал истребитель по плоскости и стянул с себя реглан, оставшись в одной пропитанной потом гимнастерке.
– Не могу, больно жарко!
Механик помог ему снова нацепить парашют, и Стефановский полез в соседнюю машину.
Опять взревел мотор, промасленный технарь выдернул извивающийся шланг, и самолет ушел в небо. Снова каскад пилотажа на максимальных скоростях, «со струями», как говорится. Свечу «як» делал так, что, казалось, он никогда не остановится, а из одной фигуры в другую переходил без малейшего напряжения, закручиваясь сам на себя.
Когда показ закончился и летчики один за другим полезли в кабины выстроенных в ряд машин, Стефановский, усталый, присел на измятую траву, привалившись широкой спиной к стойке шасси остывающего истребителя. Через минуту, однако, ему пришлось подняться и, кряхтя, отвечать на вопросы по управляемости. Закончили они, впрочем, достаточно быстро. Подниматься в воздух на новых машинах пока не имел права никто, кроме испытателей, и травить душу особенно не хотелось.
Вся следующая неделя была снова угроблена на организационные и бюрократические процедуры. Создаваемой части был наконец-то присвоен номер, причем на бумаге она выглядела как вновь сформированный учебный смешанный авиационный полк ВМФ. Это, с одной стороны, могло успокоить переводимых в него летчиков намеком на переучивание на новую технику, и с другой – не выглядело чем-то особенным.
Отдельным указанием Новикова все гвардейские и фронтовые надбавки остались на новом месте в силе, что позволило впервые за долгое время отоспавшимся и отдохнувшим офицерам провести короткий и буйный вечер в «Метрополе» – с сиянием орденов, игрой на рояле и охмурением дам. Выволочка, которую Покрышев получил за своих «отличившихся» летчиков, стоила ему нескольких лет жизни, а та, которую он устроил летчикам сам, наконец-то окончательно обозначила его как командира.
До этого фраза: «Да ладно тебе!..» – звучала в формирующейся части достаточно регулярно, подполковников и полковников в ней было уже человек пять, причем все в том же возрасте, что и сам командир. Получивший новенькие погоны полковника Покрышев некоторое время вел себя жестко, но отношения в полку остались братскими, просто резко меньше стало фамильярности.
Первого июля вышел указ о награждении большой группы летчиков: звания дважды Героев получили Лавриненков [18] , Луганский, Камозин и Речкалов. Как ни странно, это событие отметили уже гораздо тише.
Раз в несколько дней в полк приходил новый летчик – усталый, засыпающий на ходу, со зрачками, в которых все еще отражались пулеметные вспышки. Они прилетали со всех концов растянутого на тысячи километров с севера на юг фронта, из фронтовых полков, из молодых и яростных частей ПВО, с дерущихся флотов, щеголяя черной формой и гордыми адмиральскими профилями на орденах.
18
Владимир Лавриненков, ас 9-го ГИАП, имевший к июлю 1944 года, по разным оценкам, 35–38 личных побед и 6–7 побед в группе (до конца войны боевой счет не увеличил).
Ждали знаменитейшего Николая Гулаева, однозначно являвшегося одним из лучших летчиков-асов всех фронтов и всех флотов и лишь ненамного отстававшего от самого Речкалова. Но Гулаев так и не прилетел, хотя вызов был отправлен в его полк одновременно со всеми, и вторую звезду он получил тем же указом – от того же первого июля. Чуть позже пришла отписка из госпиталя, и Покрышев только вздохнул. Двадцатишестилетнему капитану однозначно полагалась эскадрилья, пусть в списке ее личного состава и стояли имена двух подполковников. Было жаль.
Замотанный бумагами и быстротой развития событий, полковник относился к происходящему все более серьезно. Некоторые открывающиеся детали вызывали у него откровенную тревогу. Новиков несколько дней не участвовал в работе, занятый встречей с американцами и англичанами, с которыми формировался совместный координационный центр стратегической авиации.
В коридоре Покрышев повстречал Водопьянова, узнав его по многочисленным предвоенным фотографиям. Командующий дивизией АДД [19] выглядел злым и раздраженным, что было вполне понятно.
19
Авиация дальнего действия.
К середине сороковых годов никакой «стратегической авиации» у Советского Союза уже не было. Три десятка боеспособных Пе-8 и полторы сотни Ер-2 наносили время от времени точные и достаточно болезненные удары по целям в глубине гитлеровской Германии, но никакого влияния на ход войны они оказать не могли, и до сих пор все общение с американскими бомберами сводилось к предоставлению им аэродромов для челночных операций. Советский Союз вслед за Германией сделал ставку на тактическую авиацию, и подвергаться вежливому унижению со стороны союзников, которые могли выставить полторы тысячи «летающих крепостей» в один вылет, было стыдно и глупо. Зачем?
В полку после истории с рестораном отменили фронтовые надбавки и рекомендовали больше не мозолить глаза москвичам своими геройскими звездами. По «мягкой дружеской просьбе» главного маршала авиации летчики перестали надевать высшие награды страны, но помогало это плохо: слишком многих из них знали по портретам в центральных газетах. Это было опасно. «Учебный авиаполк» привлекал ненужное внимание.
В итоге из гостиницы управления, у подъездов которой уже начались дежурства восторженных пацанов, мечтавших увидеть сразу и Алелюхина, и Речкалова, их перевели в Монино. Разместили в довоенных командирских домиках квартирного типа, находившихся на территории отлично оборудованного аэродрома, где ни у кого не было возможности болтаться без дела.
Покрышев мотался в Москву и обратно на выделенной ему машине с шофером-охранником – веселым парнем с рябым и курносым, рязанского типа лицом и точеными движениями гимнаста. Полк уже был разбит на эскадрильи, командиры утверждены, и летчики «сговаривались» совсем по-детски, сбиваясь в плотные компании – кто с кем служил, кто в каком училище учился, кто откуда родом. Как в дворовом футболе, честное слово. Все это в высшей мере приветствовалось.
Приказом Новикова и, вероятно, с личного одобрения самого Сталина комэсками истребителей были назначены Покрышкин, Султан, Кожедуб и сам Покрышев, а у разведчиков – Гриб.
Покрышкин к этому времени был, несомненно, самым популярным летчиком в стране, его портреты печатали в газетах чуть не через день, но новый командир ни на минуту не усомнился в правильности выбора главмаршала: стальная воля, выдающиеся способности тактика, талант пилотирования, равный которому имели, наверное, полтора-два десятка человек на все ВВС – все это имелось и демонстрировалось полковником Покрышкиным в небе каждую секунду полетного времени. В старшинстве он уступал ему буквально на дни: Покрышкину воинское звание полковника присвоили второго июля. А на жесткий характер и постоянные трения знаменитого дважды Героя с начальством на земле, вплоть до исключения из партии, Покрышев плевал – он сам был почти такой.