Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль
Шрифт:
Разделившись сначала на звенья, а потом на пары, американцы приняли навязанный им бой, вовсе не пытаясь, вопреки стандартной тактике советских истребителей, обязательно сорвать атаку на свои бомбардировщики. У бомбардировщиков была своя работа, у истребителей была своя. Бой шел на равных, долгий и упорный; новичков в нем, похоже, не было ни с одной, ни с другой стороны. Истребители крутились, переворачивались; стреляя, пикировали друг за другом, иногда до самой земли.
У капитана отказало сразу все оружие, и он потерял секунды, пока на ощупь, не прерывая каскад фигур пилотажа, искал тумблер дублирующей цепи предохранителей. За это время к нему в хвост зашла американская пара. Ей хватило
Променяв высоту на скорость, «мустанги» разогнались до совершенно невероятных скоростей, но капитан с ведомым, открыв рты и мыча от непереносимой боли в ушах, висели у них на заднице, как пара легавых на хвосте у лисы.
– Крылья! Крылья! – орал лейтенант, согнувшийся в своей кабине в ожидании треска, которым будет сопровождаться разрушение конструкции «яка».
Американцы начали выходить из пикирования на двух тысячах метров, по-прежнему держа строй. Комэск сам не был уверен, отвалятся у его машины крылья или нет, но раз не отвалились у «мустангов», то должны выдержать и у «яков». Медленно и аккуратно, миллиметр за миллиметром, он выбирал на себя ручку управления, уменьшая угол, под которым разогнавшаяся машина неслась к покрытой черными полосами уже различимых деревьев земле. Чуть дрогнет кисть руки – и все: последнее, что услышишь в жизни, будет треск лопающегося металла…
Они вышли из пике в трехстах метрах от земли, почти без просадки, аккуратно, как в аптеке. «Мустанги», пилоты которых, видимо, плохо соображали после перегрузок, уже начали полого набирать высоту. Используя резерв скорости после пикирования, советским истребителям удалось сблизиться с ними на четыре десятка метров. Капитан даже не оглянулся, а коротко скосил глаза вправо – ведомый шел на своем месте, только чуть пониже.
– Твой правый, я левый, и вправо! – успел крикнуть он.
И оба одновременно открыли огонь по плавно перемещающимся в прицелах самолетам. У них было на это полсекунды, потом дистанция сократилась так, что обоим пришлось резко взять в сторону, чтобы не столкнуться в воздухе. Резко развернувшись, оба «яка» снова зашли американцам в хвост, расстреливая истекающие белым дымом машины, уже валящиеся вбок.
Потом произошел эпизод, который заставил капитана несколько смутиться. Он открыл огонь из пулеметов, чтобы активировать фотопулемет в крыле, и четко видел, как пули раздирали обшивку падающего «мустанга». Уже можно было выходить из пике, но он продолжал держаться за американцем, давая короткие очереди толчками большого пальца на кнопку электроспуска. С вражеского самолета вдруг сорвался сброшенный фонарь кабины, улетевший влево, и летчик, как чертик из табакерки, высунулся наружу, приподнимаясь на локтях. В это мгновение в «мустанг» вошла последняя очередь, и летчика вновь вдернуло внутрь. Войдя в штопор, самолет ввинтился в землю, в одной вспышке превратившись в полыхающее месиво металлических листов.
Второй истребитель рухнул в километре, его пилот успел выпрыгнуть. Если бы не слишком маленькая задержка, выставленная на фотопулемете, капитан не стал бы стрелять по обреченной машине, и летчику, возможно, хватило бы высоты спастись. Комэск не испытывал большого стыда или чего-то в этом роде – просто некоторую досаду. Убивать непреднамеренно на такой огромной войне было глупо…
– Никола, к штабу зовут.
Задремавшего уже капитана подергал за рукав старлей из его эскадрильи. На ходу протирая глаза и удивляясь, как он мог уснуть в такую холодину под открытым небом, он пошел в ту же сторону, куда тянулись, вяло обмениваясь
– С почином всех…
У командира, не участвовавшего в вылете, был такой же усталый вид, как и у всех остальных.
– Мерси, – вяло отозвался один из летчиков.
Остальные даже не нашли в себе сил засмеяться.
– Звонили с корпуса, Литок со сломанной ногой лежит у них… Сима имеет пулю в бедре и тоже, таким образом, из дела выходит. Значит, завтра пойдут трое стажеров и я. Технику из корпуса перегонят…
– Как остальные? – поинтересовались негромко.
– По-разному… Парашюты по всему небу висели. Поляки двоих американцев дубьем забили.
– Обалдели совсем.
– Да нет, сами подумайте: они немцев за пятки кусали до крови столько лет, а тут только вроде ярмо скинули с себя, так их снова бомбить начинают. «Освободители». Ясно, звереет народ. Странно, что в ПВО польских частей нет…
– Правильно, что нет. Кто знает, чего от них ожидать!
– Брось, поляки не первый месяц уже летают.
– Вот и пусть летают. Только от нас подальше.
– В девятьсот седьмом ИАПе лейтенант «крепость» с концами таранил.
Командиру полка не понравилось направление, которое принял разговор, и он поспешил сменить тему.
– Жив?
– Нет, насмерть. Осипенко обещал к Герою представить посмертно.
– Зря он…
– Кто знает… Может, ранен был или с управлением не справился. Сейчас не сорок второй.
– Все равно зря. Бывает, когда действительно надо, как Талалихин, но тут, наверное, не тот случай…
С этим можно было поспорить. Успевшие несколько отвыкнуть от масштабных воздушных боев американцы были весьма впечатлены действиями советской авиации, и особенно настойчивостью и агрессивностью советских пилотов в бою.
Система ротаций, призванная держать перед носом американских экипажей сладкую морковку возвращения домой, привела к тому, что сокрушившие люфтваффе истребительные асы или разъезжали по стране с кампаниями по продаже бумаг военных займов, или служили инструкторами в учебных полках. Некоторое количество пилотов со значительным опытом воздушных боев находилось на инспекторских или штабных должностях в действующей армии, и лишь очень немногие – в должностях командиров эскадрилий, непосредственно связанных с боевой деятельностью.
Тем не менее летчики американских истребительных частей искренне считали себя лучшими в мире. И несколько совершенных за день таранов потрясли их не меньше, чем сам факт того, что советские ВВС способны драться с ними на равных.
Бомбардировочные эскадрильи нередко несли тяжелые потери, но в последние месяцы – почти исключительно от зениток. Как стало ясно из отчетов, представленных командованием люфтваффе после «сепаратной капитуляции» (термина, позволяющего законникам говорить о соблюдении касабланкских принципов [120] ), немцы накапливали силы для Grosse Schlag – удара по бомбардировщикам двумя тысячами истребителей. Такой удар должен был нанести 8-й воздушной армии высокие одномоментные потери, заставившие бы ее прекратить операции на длительное время. Считалось, что к такому может привести потеря пяти тысяч членов экипажей за один вылет.
120
23 января 1943 года на встрече в Касабланке союзники заявили, что они согласятся прекратить войну только при безоговорочной капитуляции Германии.