Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль
Шрифт:
– Чуть ближе!
Впереди открылось то поле, откуда они пришли, – теперь совершенно неузнаваемое, перепаханное воронками, уставленное горящими танками и бронетранспортерами. Слева, где крайним, почти вплотную к кромке рощи, стоял замеченный им дымящий русский танк, не было больше никого. Зато на всю ширину фронта атаки стояли мертвые танки его батальона – все еще догорающие, с вырванными катками.
Это была не просто артиллерийская засада, это была танково-артиллерийская засада. Русские подпустили их так близко еще и потому, что хотели дать увязнуть в скоротечном обмене выстрелами с минимальной дистанции, одновременно выводя свои танки им во фланг. Сожженный монстр слева был работой «Росомахи-четыре», которая должна была успеть развернуться; еще несколько подбитых, но внешне целых русских машин стояли перед ним как на ладони – метрах в семистах.
– Три цели слева сорок пять, наводить по ближнему, снаряд кумулятивный, не стрелять без моей команды!
Губы бывшего командира батальона скривила нехорошая усмешка. Русские его не видели точно так же, как он их не видел до этого. Ни одного движения вокруг не было. Русских танков не могло быть только четыре, и «тигров» было явно меньше тридцати… двадцати девяти. Но никто не двигался, не стрелял, не крутился, отбиваясь сразу от нескольких врагов. Тишина была абсолютной, только негромко трещало пламя и дергался на холостом ходу двигатель его собственного танка.
– Огонь… – Он подал команду шепотом, словно боялся, что его услышит кто-то посторонний.
Пушка рявкнула, выпустив снаряд, мгновенной вспышкой расцветший на бортовой броне неподвижного русского танка – ближайшего к ним из тесной группы стоящих треугольником подбитых машин. Тот не пошевелился, не взорвался, не загорелся, просто продолжал стоять, как стоял. Секунды шли мучительно медленно, хотя привод разворота башни выл на полных оборотах.
– Танк правее за ним – о-огонь!
Второй танк, по крайней мере, начал нехотя дымить. Ганс-Ульрих ощутил катящийся между лопаток холодный пот. Ситуация была сюрреалистичной. По-прежнему на затянутом густым плавающим дымом поле не было никакого движения. Они выстрелили по третьему танку, так же попали и так же ничего не случилось.
Медленно проведя оптикой по горизонту, задерживаясь на остовах узнаваемых боевых машин, он тщательно разглядывал дымящееся поле. Самоходки, бронетранспортеры, «тигры». Потом снова самоходки. Они стояли почти в том же строю, в каком он оставил их, когда ворвался, стреляя, в мертвую теперь рощу.
Между двумя абсолютно одинаковыми останками «тигров», внешне неповрежденных, но неподвижных, появилось какое-то шевеление. Пошатываясь, по полю шел человек, прижимающий руки к лицу. На нем был черный комбинезон, волосы тоже черные. Не отрывая рук, он наткнулся на дымящийся танк, его развернуло, и человек упал на колени, продолжая закрывать ладонями лицо.
– Назад! Назад! Назад!!!
Ганс-Ульрих понял, что если не закричит сейчас, то произойдет что-то ужасное, страшнее чего быть уже не может вообще никогда. Поэтому он и закричал то, что посоветовал ему кружащийся по часовой стрелке в глазных яблоках разум.
Танк дернуло, водитель на максимальной скорости вывел их задним ходом на восточную сторону рощи и рывком развернул машину на одной гусенице.
– Полная скорость! Курс на северо-восток, отходим!
Они как могли быстро отошли от рощи, из которой и из-за которой поднимались многочисленные столбы дыма. С этой ее стороны пейзаж был мирным: желтый выцветший луг, очередные скирды, тонкий ручеек, бегущий по дну неглубокого овражка.
Подумав, Ганс-Ульрих приказал забирать еще круче влево. Одиночный танк, даже тяжелый, в чистом поле не имел почти никакой боевой ценности, если ему приходилось действовать против других танков, а именно эта перспектива сейчас перед ними и стояла.
Очухавшийся наконец-то британский майор начал нудным голосом выведывать подробности произошедшего. Ганс-Ульрих с большим трудом сдержал желание влепить ему ботинком по потной морде, а потом с нежностью посмаковал мысль пристрелить майора и выкинуть его из машины. Но от этой светлой идеи также со вздохом пришлось отказаться.
– Uber Schwere [115] , – сказал он коротко, не отрываясь от оптики.
– Что? – переспросил майор.
Штурмбаннфюрер со вздохом подумал, что если после сегодняшнего дня в батальоне появится батальонсфюрер [116] , то в этом будут виноваты не русские, а новые союзники Германии, пользы от которых пока как от козла молока.
Они потратили несколько часов, выбираясь из полей, ограниченных такими же рощицами, уставленных совершенно одинаковыми скирдами. С максимальной осторожностью обходя разбросанные там и сям небольшие хутора, Ганс-Ульрих в конце концов вывел свой «тигр» к позициям родной дивизии – туда, где она находилась с утра.
115
Сверхтяжелый [танк] (нем.).
116
В войсках СС командира батальона называли штурмбаннфюрером (от немецкого Sturmbann – батальон). Термин «батальонсфюрер» использовался только для тех случаев, когда кто-то замещал убитого или выбывшего из строя командира батальона, а «батальонскоммандер» – при взаимодействии с армейскими частями.
В нормальное наступление дивизия так и не перешла, поскольку делать это ей было нечем. Русские активно прощупывали ее устанавливающуюся оборону, пытались просочиться между отдельными, не связанными пока между собой опорными пунктами, носились по полям вдали на смешного вида двухосных бронемашинах и легких Т-70, которые как будто что-то вынюхивали, но исчезали при малейших попытках их собственной бронированной мелочи навязать им бой в африканском стиле, только на пашнях вместо барханов.
К громадному облегчению командира танкового батальона, сведенного из всех танков дивизии, выдержавших переход, в утренней мясорубке сумели уцелеть еще целых семь «тигров». Их экипажи смотрели на Ганса-Ульриха с его ребятами как на выходцев с того света – впрочем, взаимно. С ним танков стало восемь – полтора взвода, все-таки кое-что. Хотя, если подумать, что на дивизию…
Успели немного обсудить утреннее. Оказывается, его приказа развернуться вправо никто не слышал – видимо, антенну срубило еще до того, как они влетели в ту клятую рощу. Он, как выяснилось, своим рывком ушел из прицелов поползших из-за опушки, как крысы, русских танков.
Один из старых танкистов, воевавших, как и он, в первую русскую кампанию, подтвердил его мнение о том, что это были не КВ. Все, конечно, знали, что у большевиков появились новые тяжелые танки «Сталин», но, само собой, во Франции их до сих пор никто не видел. А тот, кто увидел, наверняка бы запомнил. Батальону все же удалось сжечь штук девять или десять машин, потом обе стороны поскорее разошлись, воспользовавшись густым дымом, в котором почти ничего нельзя было разглядеть, – это он уже застал. Весь кошмар длился минут десять, не больше.
Слава богу, чуть позже начали приходить новые сведения. Кто-то стоял подбитый в овраге, пара одиночек отползла в сторону от всех остальных и стояла под масксетями, опасаясь даже выходить в эфир, – прислали посыльного. На душе стало самую чуточку легче.
К полудню к позициям батальона подошли передовые части пехотной дивизии. Пехотинцы и танкисты с интересом посматривали на их замаскированные ветками закопченные танки, покрытые свежими ссадинами снарядных рикошетов.
Расположившийся неподалеку штаб танковой части прислал своего офицера, познакомились.