Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль
Шрифт:
Над головами по плечи высунувшихся из люков танкистов в тесном строю пронеслись несколько групп истребителей-бомбардировщиков – чудное зрелище для тех, кто не видел самолетов с крестами уже почти целый год. «Фокке-Вульфы» ушли в сторону русских позиций, где рвалось и трещало: немногочисленные пушки дивизии спешили использовать имеющиеся снаряды до того, как «тигры» вклинятся в наспех подготовленную оборону русских.
Приближающийся шелест вдруг оборвался, и перед танковым ромбом, идущим параллельно дороге по уставленному рыжими скирдами полю, встал первый куст разрыва. Ганс-Ульрих с треском вдвинул люк на место, защелкнул замок и протиснулся в командирскую башенку, приникнув к смотровой щели. Разрывы кучно испятнали поле перед его танками, рядами
Танки прошли колыхающуюся цепь разрывов, не отклонившись от курса ни на йоту. Британский майор считал, что решение штаба дивизии атаковать южнее дороги было неверным, но немецкий командир был уверен, что именно так и надо было поступить при том недостатке сил, который они испытывали.
Снаряд разорвался буквально в нескольких метрах перед их танком, и «тигр», по броне которого звонко стукнули осколки, ослеп и оглох, проходя через столб дыма и пыли. Когда они выскочили из оседающей позади темноты, командир одного из взводов выкрикнул направление на цель и почти тут же открыл огонь. Развернувшись, Ганс-Ульрих прищурился и вгляделся в ряд небольших строений километрах в полутора, принадлежащих к обозначенному на карте фольварку.
– Что там за цель?
Опущенные вниз морщины делали майора похожим на суку французского бульдога. Теперь он глядел на немецкого командира снизу вверх, вцепившись в свое сиденье.
– «Большой слон», я «Росомаха-один», фольварк в квадрате сорок Бруно, северо-западная окраина, несколько легкобронированных целей, пехота. Прошу огня, прием.
В наушниках раздавалось свистящее шипение, но слышно было вполне хорошо. По короткой цепочке запрос быстро добрался до гаубичной батареи, которая открыла огонь уже через несколько минут. В бинокль было хорошо видно, как взлетела крыша какого-то сарая, вздернутая изнутри разрывом крупного снаряда. Вся окраина занятого русскими фольварка, по которому перебегали микроскопические фигурки пехотинцев, покрылась вертикальными столбами дыма, сверкающими багровым и желтым, когда снаряды попадали во что-то, что могло гореть.
Огневой налет был коротким, но плотным, и сразу за ним с правого фланга выдвинулась цепь «хорниссе» [112] с пехотинцами на броне, пошедшая прямым ходом на фольварк, от которого к ним тянулись редкие штрихи пушечных выстрелов. Русские, хотя их нельзя было за это винить, оказались в безвыходном положении. Окружавшие отдельно стоящий блок строений поля не позволяли им контратаковать, а отступить они не могли, так как «тигры» уже обошли фольварк несколькими километрами северо-восточнее и теперь могли расстреливать отдельные цели на открытом пространстве без большого для себя риска.
112
«Шершень», неофициальное название германского самоходного орудия Nashorn («Носорог»), популярного в войсках.
Заметив какое-то шевеление среди домов, Ганс-Ульрих подстроил оптику, с некоторыми усилиями разглядев перемещавшуюся за горящими строениями гусеничную машину. Он не был полностью уверен, но ему показалось, что это американская М10 [113] , и это ему не понравилось.
– Черт. – Он оторвался от окуляров и посмотрел на британца, все еще сидящего задрав голову. – Герр майор, вы можете быть уверены, что перед нами нет американских или ваших собственных частей?
113
Поставлявшееся Советскому Союзу по ленд-лизу самоходное орудие, носящее в войсках неблагозвучное прозвище «пердун».
– Там могут быть только отступающие германские
– Это хорошо, герр майор, потому что я только что видел М10. По фольварку барабанит наша артиллерия, и вот-вот к ней присоединятся панцергренадеры.
– Это русские, – с уверенностью сказал майор. – Никто другой не может там быть. Каковы ваши действия?
– Продолжаем движение. Если это действительно М10, то «хорниссе» справятся с этими пукалками без большого труда, а уйти русские не смогут, мы их уже обошли.
Германские танки шли геометрически правильным строем по черной богатой почве, урожай с которой был снят совсем недавно. Скорее всего, теми самыми людьми, которые жили в горящем сейчас фольварке, откуда отстреливались русские самоходки. Три десятка тяжелых танков не были той силой, которая может повернуть ход даже одного крупного сражения, но это было ядро истерзанной до десятков процентов былой мощи элитной дивизии, и в умелых руках они были способны на многое.
«Тигры» прошли через ряды скирд, правильными цепочками выстроенные на границе двух полей, и, снизив скорость, позволили подтянуться к себе бронированным транспортерам, полумесяцем охватывающим оба их фланга и спину. Такое построение, удобное для открытых пространств, живо напоминало строй германской рыцарской конницы в золотое время Средневековья: танки заменили закованных в броню конных латников, самоходки – пеших копейщиков, а пехота осталась просто пехотой – ландскнехтами германских княжеств, объединенных единой волей в Рейх.
Ганс-Ульрих ощущал все большую настороженность. Он кожей чувствовал опасность: как она сгущалась в воздухе, как по горизонту пробегали черные тени, исчезающие, если начинаешь глядеть прямо в ту сторону. Они продвинулись уже на три с лишним километра, но, за исключением оставшейся далеко позади отдельной части, зажатой среди пылающих строений, не встретили пока ни одного русского.
Склонившись на своем сиденье, Ганс-Ульрих еще раз провел пальцем с коротко обстриженным ногтем по нанесенному на карту маршруту, предназначенному его танкам. По данным ночной разведки, на том месте, где они сейчас находились, должны были быть русские легкие танки – лакомая и ценная цель для его «тигров». Позиции русских «ратш-бумов», которые сожгли несколько машин разведбата, располагались чуть севернее и не представляли угрозы для маневра немецких танков, если только русские пушки все еще оставались на том же самом месте.
По замыслу командования, танки должны были вклиниться между русским бронированным острием и более уязвимыми пехотными и тыловыми частями, поставив не слишком устойчивые в мобильном бою средние и легкие русские танки в опасное положение между основными силами дивизии с приданными им «хуммелями» [114] и его ударной группой из «тигров» и «хорниссе» с 88-миллиметровыми пушками. Отсутствие же русских частей в пределах видимости было плохим признаком – это означало, что они успели перегруппироваться, воспользовавшись предрассветной задержкой противника. Глупо. Ничего они, выходит, не выиграли, и выспаться он все равно не смог.
114
«Шмель», германское самоходное орудие, находящееся на вооружении танковых и некоторых гренадерских дивизий.
Командир батальона сунул в рот таблетку первитина, сильного стимулирующего средства, разжевал всухую, поморщился. Двигатели выли, гусеницы лязгали – танки, раскачиваясь, пробирались по полю, обрывающемуся в километре впереди редколесьем, сквозь которое просвечивала желтизна ноябрьской травы на следующем поле. Это был не запад Германии с ее лесами и не горы юга, на таких равнинах обороняться было сложно.
– Стой! – Ощущение опасности стало настолько сильным, что больше терпеть он не мог.