Вариант для криминала
Шрифт:
Мужчина, не глядя на Демина, отреагировал легкой улыбкой и сказал:
– Коллега, что с вами? Меня зовут, как вам известно, Вениамином Семеновичем. А вас
как? – уже откровенней улыбнувшись, по-прежнему не глядя на Демина, спросил в свою
очередь мужчина.
– Демин, к вашим услугам. Но я не тот, за кого вы меня принимаете.
– Вы думаете? – ничуть не удивившись и жестом пропуская вперед к лифту Демина,
заметил Вениамин Семенович. – За кого же?
– Я не
– Стекольщик, – монотонно повторил мужчина. – Значит, уже стекольщик?
– Что значит «уже»? – возмутился Демин, желая утвердить неожиданно приобретенную
специальность в ее непричастности к происходящему.
Вениамин Семенович неопределенно пожал плечами:
– Как вам угодно, профессор, – согласился он, первым выходя из лифта и жестом
приглашая следовать за ним.
Пропустив несколько дверей с табличками, Вениамин Семенович со сдержанной
улыбкой показал ладонью на дверь с надписью «Профессор Демин», откланялся и пошел
дальше вглубь коридора.
Демин стоял в растерянности. Что-то здесь было не так. Что-то не склеивалось. Сюжет,
похоже, зашел в тупик. Причина этому было дрянное настроение из-за нерешенных
проблем, угнетающих основную мысль развивающихся событий с Деминым. Роберт
напрасно боролся с бессонницей, лежа в обнимку с Женечкой, прислушиваясь к ее
вздохам уже далеко за полночь. Что в действительности теперь делать Георгию
Ефимовичу и как теперь сложится его дальнейшая судьба в новой обстановке и условиях
жизни. Уйдет его супруга, если не он сам, в мир иной, будет взрослеть ребенок их
совместный с Женечкой, потом не хватит места и для подростка, потом не хватит времени
102
на уход за стариком, потом… Хорошо, если пришедший сон уведет глупую нелепость в
другую реальность с иными взглядами и с другими участниками событий, а если нет… Он
спускался в лифте. Выходя из подъезда, глубоко вдыхал пахнущий травой воздух.
Осторожно переходил на противоположную сторону трассы. Шел в тени невысоких
фруктовых деревьев старого поселка вдоль домиков. Останавливался возле дома своего
приятеля, переступал через высокий уступ у калитки…
Делал он это напряженно. Медленно поднимал ногу, сгибая ее в колене, и вступал в
чужой двор. Год от года это ему давалось с нарастающей трудностью. Он не болел –
просто старость сковывала все больше. Незаметно приходило одиночество. И еще… в
последние годы он все больше ощущал на себе то прошлое, за которое приходилось
расплачиваться сейчас.
Солнце медленно поднималось к полудню. Во время максимальной людской занятости
тоскливые мысли лезли
прожившими одну с ним жизнь. Ведь ничто так не изменяется, как изменяется человек, и
поэтому он приходил сюда, когда не было дома хозяина, и на пороге встречал его не
школьный товарищ, а старый пес Гранит.
Войдя во двор, он подумал, что каждый раз повторяется одно и то же. Пес
гостеприимно ведет его в сад, останавливается возле столика, приглашает сесть на
скамейку. Подобрав под себя хвост, приседает у ног и устремляет на бывшего своего
хозяина долгий ожидающий взгляд. Кусочек колбасы он проглатывает мгновенно, клацнув
два-три раза зубами, и снова смотрит в ожидании разговора.
– Ты все живешь? – на этот раз спросил он Гранита, словно давно ждал собачьей
смерти. – А я вот, брат, того… надумал сегодня ночью одну мысль. Допустим, идет человек
своей дорогой, идет и оставляет на ней чего захочет. И хорошее и плохое. Да не знает он,
что к старости придется возвращаться по той же дороге назад, – он положил неуклюжую
руку на темень пса, помолчал, продолжил мысль, – хорошо, если встретишь хорошее…
Гранит прилег, положив на передние лапы острую морду, поморгал, приготовившись
слушать.
– Вот пришел посоветоваться с тобой. У тебя, брат, опыт. У тебя другой хозяин. Дом
другой…
Гранит прерывисто вздохнул, глянул на него. И стало понятно – пес ответил «Да».
Тогда он сказал:
– Ты меня, конечно, извини. Но я хотел, как лучше. Как бы тебе это объяснить? – он
поискал вокруг себя, поднял бумажку, в которую была завернута колбаса. – Вот! –
обрадовался он. – Тебе здесь еще колбасу дают? Так, как и раньше?
Гранит насторожил уши, слегка округлив глаза, и снова ответил ему.
– И мне дают, – сказал он, пожевав губами, – а чего бы не давать, если заслужили,
правда?
«Но мне было вкуснее, когда я жил у тебя», – коротко облизнувшись, словно поправил
его Гранит.
– Еще бы! Я тогда занимал хорошее место, много денег получал. Хватало на всех, даже
на внуков. Дочь одевал… во все импортное, да экспортное. С самых пеленок берег от
забот-волнений.
«Это людей портит, особенно смалу, – пес глянул на голую бумажку, покосился
недовольно, – они становятся жадными. Вот и она тоже. Никогда даже кусочка от своего
вкусного большого куска мне не давала. Думал – так надо, так принято у людей».
– Да, – сказал он, – теперь я это и сам понял. С тех пор, как ты здесь… нас «снесли» и
дали нам государственную…