Вариант для криминала
Шрифт:
нам, пожалуйста, Тройд. У нас тут нет ни радиожучков, ни потайных записывающих
устройств. Мы не рассчитывали на твое очень скорое появление и откровенное
высказывание. Нам с Майклом просто интересно узнать…
– Как я умертвил Клода? – спросил Тройд. – Прежде всего, нужно сказать, что наш
мертвец заслуживал своей участи. Я ему сделал большую услугу, заставил его
добровольно уйти из этого мира иллюзий и страстей, где предназначено людям
зарабатывать
растрачивать их попусту. Его смерть не есть духовная смерть, какая постигает людей
совершающих преступления в массовом масштабе. Я имею в виду правителей государств,
в чьих руках судьбы людей. Эти больные, зараженные административным восторгом,
заслуживают перерождения в низших мирах. А Клод, сам того не ожидая, с моей
помощью принял на себя тяжесть жертвы ради счастливой будущей жизни на Земле. Я, в
сущности, помог ему выпить этот божественный напиток искупления. И уверяю вас, он
теперь определился в лучшем мире, чем в том, когда если бы он этого не сделал и до конца
своей жизни совершил бы не одно злодеяние. Вспомните, чем он обладал! И еще скажу –
хорошо, что этой миссией выпало заниматься мне. В этом смысле нам всем повезло.
– Ну, хорошо. Что же дальше? – спросил Майкл.
– Теперь посмотрим, что у нас есть и чем мы располагаем. Первое – это я, затеявший
сценарий с помощью сюжета Майкла для достижения цели. Я добился и получил, что от
меня требует мое Учение и мои покровители, с которыми я безмерно согласен. Уличить
меня в убийстве Клода нет никакой возможности ни у кого. Я его не убивал. В другом
случае, как бы я пострадал? Потерял бы доверие, репутацию, связь или контакты с
величайшими людьми. Не станешь же каждому объяснять, что все содеянное есть жертва
моей сущности на Пути к Освобождению от Неведения людей. Далее, второе – это Мона.
Прекрасная женщина, морально пострадавшая, как и Клод, во благо святой цели, хотя и не
по своей воле. Затем, Мона-Лиза…
– Я прошу меня так не называть, – вклинилась Мона-Лиза.
– Прошу прощения. Мона-свидетельница. Майкл в свой сюжет не включил ее, как
действующее лицо. И я на этом попался. Хотя, в другом случае было бы гораздо проще, но
трагичнее. Что же касается Майкла, то у него передо мной и перед миром некоторые
обязательства. Но это у нас с ним отдельный разговор. Теперь, как мы поступим, чтобы
ущерб был минимальным? Подумайте, господа. Как скажете, так и будет.
Тройд умолк.
Сказал Майкл:
– По-моему, Тройд прав, – он посмотрел
Джон окинул всех жестким взглядом, молча помял в пальцах сигару, перевел дыхание –
выпустил природное самолюбие – и, наконец, словно решив распрощаться с привычной
вещью, сказал сухо:
– Тройд, я согласен. Почему я раньше не отдал эту проклятую записку Клода на
экспертизу? Не знаю. Убей меня, не знаю!
– Тогда у тебя были бы проблемы. Считай, тебе крупно повезло, – отметил Тройд.
– Нам крупно повезло, – с иронией добавил Майкл.
Джон согласно качнул головой. На лице медленно нарастала усмешка и, наконец, не
сдержавшись, он сказал:
– Тройд, а ты сообразительный!
– О, да! – с напускной признательностью воскликнул Тройд.
94
Харьков, Роберт
Жизнь на Земле – жестокая субстанция. Она дарит и отнимает. Вчера утром стук колес
поезда в Москву радовал… теперь в таком же поезде в Харьков, их звук отдавался в
утомленном мозгу, вызывал тяжелую тупую боль… Роберт пытался заснуть, но вместо
полной отключки, в которую обычно удавалось проваливаться без проблем, наползали
сумбурные фрагменты прожитого дня. Бледные квадраты больничного халата
поднимались на методично двигающемся отвороте вверх к сухопарой руке Сабурова,
жестикулирующей в такт слову, болтались на рукавах. На бледном лице ученого светились
глядящие поверх голов присутствующих в зале, глаза с тревожным блеском, торопились,
помогали мысли. Но вот они сузились, ушли в глубину орбит. Лицо застыло, медленно
сплющилось в плоскую одномерную картинку, упало под ноги зрителей, розовая пенистая
дорожка поползла из-под виска на серый асфальт, опрокинулась с бордюра в решетчатый
сток… Роберт инстинктивно отвернулся, видение исчезло. Отбросил себя навстречу
красивой женщине, жене Назарова, Нине, ее сексуальной улыбке, необыкновенно
складной фигуре, подумал мимолетно, как все-таки повезло коллеге с подругой жизни!
Встретила, будто родного, приобняла под ревнивым взглядом Назарова, потом пошли
разговоры за скороспелым столом, вначале для приличия перед женщиной – на семейные
темы, – затем, вскользь о формальном собрании, о Научном Совете в лектории и, как тень
обрывочными фразами, словно о запретном, – о Сабурове. Было обидно – боялись открыто
высказаться о гении, вспыхнувшем и в одночасье, сгоревшем, не показав себя свету. Не
может быть, чтобы так вечно было, как есть. Кто-то или что-то должен же все это