Вариант "И"
Шрифт:
Соглашаясь выслушать, я пока что не рисковал ничем. Так, во всяком случае, мне подумалось.
— О'кей, — сказал я. — Пожалуй, вон в том углу нас будут меньше беспокоить.
Указанное мною пространство находилось близ оркестра, затруднявшего подслушивание. Стирлинг оценил мою предусмотрительность и кивнул.
Очень кстати подвернулся официант. С бокалами в руках мы, после непродолжительных маневров, добрались до выбранного места. Здесь можно было перекинуться словом-другим, не делая тему беседы всеобщим достоянием.
— Как вам нравится сегодняшняя Москва? — спросил Стирлинг таким тоном, словно был полномочным представителем этой страны и этого города или хотя бы его жителем на протяжении лет этак десяти. Это было, конечно, несколько нахально; но — лишь внутренне усмехнулся.
— Продолжает меняться, — ответил я. — Даже быстрее, чем я ожидал. Но я не уверен, к лучшему ли.
— То есть вы полагаете — к худшему?
— Нет. Я ведь сказал: не уверен. Не знаю. Очень давно не был здесь.
Вот осмотрюсь, тогда смогу сделать какие-то выводы. Но что-то мне, во всяком случае, нравится — если говорить о деталях.
Я провоцировал его на выпад; он воспользовался подставкой.
— Вы уверены, что нравится? — спросил он серьезно. Я столь же серьезно ответил:
— Судите сами. Город строится, и на этот раз впервые, быть может, за всю свою историю строится хорошо, на высоком современном уровне. Не думаю, что увиденное мною здесь своей архитектурой, качеством постройки и отделки хоть немного уступает тому, что воздвигается ну хотя бы на вашей родине. Можно, конечно, дискутировать о стиле — но не более того.
— Не слишком ли поспешное суждение? Вы не живете здесь уже двадцать лет…
— Двадцать один, если быть точным.
— Тем более. Неужели за это время вы, обитая на западе, не выработали объективного взгляда на то, что происходит в этой стране?
— Напротив, считаю, что именно это мне и удалось.
— Мне рекомендовали вас как специалиста по новой ситуации в России.
Откровенно говоря, не знал за вами таких достоинств. Но что вы — видный журналист, было нам известно и раньше, мы обратили на вас внимание достаточно давно. И, скажу прямо, нам всегда нравилось то, что вы писали об этой стране, ее проблемах и способах их разрешения.
— Ну, может быть, все эти характеристики весьма преувеличены. Но, собственно, какова тема нашего разговора? Могу вам чем-нибудь помочь?
Буду рад — в свободное время, разумеется.
На его лице обозначился намек на улыбку; вероятно, она должна была означать: «Да какое же свободное время может быть у нас с вами…»
— Специалисты мне назвали именно вас. И, кстати, я верю, что вы обладаете достаточной информацией для серьезных выводов. Вы ведь, не сомневаюсь, давно уже стали европейцем. Вы не азиат, не так ли?
— Мое мироощущение, как и большинства моих соотечественников, всегда зависит от географических координат, — ответил я. — В Европе мы чувствуем себя европейцами. В отличие от вас, в любой стране продолжающих ощущать себя американцами — и никем другим. Если говорить точнее — мы хотели быть европейцами. Я бы сказал даже — очень хотели. И не наша вина в том, что этого не произошло. Хотя многим порой уже представлялось, что суп сварен.
— Ну а вам не хотелось бы отведать этой похлебки? Не там, где вы провели столько лет, а тут, дома?
— М-м… Вопрос несколько неожиданный. Допустим, я не отказался бы попробовать ложку-другую. Но мне кажется, что поезд с этим вагоном-рестораном уже ушел.
— А мне представляется, что мнение старого континента может еще измениться. Кстати, не только я так считаю. Если, конечно, Россия и сама все еще хочет того же.
— Трудно сказать. Может быть, если найти способ внушить ей, что смотреть надо все-таки на Запад, тенденции могли бы измениться. Но каким путем?
Стирлинг внимательно посмотрел на меня.
— Путь один: создание мирового общественного мнения. Россия даже и сегодня все еще достаточно восприимчива к нему. Бескровный путь.
— Ага, — стал я соображать вслух. — И для участия в создании этого общественного мнения вам, кроме прочих, понадобился я?
— Как нам известно, у вас есть читатели и в России, и в Европе, что для нас одинаково важно.
— Следовательно, вы хотите, чтобы я что-то написал?
— Всякое дело должно выполняться специалистом, мистер Вебер.
— Что же именно? И для кого?
— Не беспокойтесь. Для кого — это наша забота. Зато вы сразу выйдете на широкий мировой простор.
— Заманчиво. Ну и?..
— Ну и, разумеется, ваш труд будет соответственно вознагражден.
Поверьте мне: такие гонорары вам и не снились.
— Знаете, сны у меня бывают самые необузданные. Так что хотелось бы несколько больше конкретности.
Он назвал сумму, пригнувшись к моему уху, хотя за шумом располагавшегося рядом оркестра никто и так бы не услышал.
Я непроизвольно поднял брови и недоверчиво усмехнулся:
— Это серьезно?
— Мистер Вебер!..
— Хорошо. Допустим, я вам поверил и вы меня наняли. Но что я должен, по-вашему, написать и на каких материалах основываться?
— Как вы, возможно, слышали, происхождение восточного претендента достаточно туманно. Скорее всего он не имеет никакого отношения к правившей династии.
Я пожал плечами:
— А какая, собственно, разница? Принадлежность к Романовым вовсе не является непременным условием избрания на царство. Да и кроме того — это слухи весьма небесспорные.