Варшава
Шрифт:
Я откусываю от биг-мака, на стол сыплются куски капусты. Антон спрашивает:
– Ну, как тебе?
– Так, ничего.
– А по-моему – классно. Дорого, конечно, но все равно… Сейчас пожрем – и на ВДНХ. Сташенко говорил – там всегда есть, чем затариться. Хотя бы сигаретами.
Перед воротами ВДНХ цыганка в платке с блестками лузгает семечки. В ушах – большие золотые сережки. Она кричит нам:
– Ребята, вещи нужны?
– Какие вещи? – спрашивает Антон.
– Всякие. Ветровки,
Она улыбается, во рту блестят два золотых зуба.
– Пойдем сюда, посмотрите.
За киосками, на земле – три клетчатых баула. Другая цыганка курит сигарету без фильтра. Она говорит:
– Не сцыте, пацаны, не наебем.
Первая расстегивает баул, достает ветровки, женские кофты-«ангоры», левые кроссовки.
Антон говорит:
– Давай возьмем, сдадим завтра на «Спартаке», не заходя домой.
– Думаешь, пойдет?
– Сто пудов.
Цыганка с сигаретой спрашивает:
– А кассеты нужны?
– Какие?
Она достает криво заклеенные блоки «Sunny» и «Maxwel».
– Сколько?
– По пятьдесят рублей штука.
Антон говорит:
– Бери, в Минске сдашь. У нас такие – по восемьдесят.
Идем по улице Горького к вокзалу. Сплошным потоком – тачки. Светится реклама «мерседеса». Навстречу – две красивые девушки с чуваками.
Я говорю Антону:
– Да, Москва есть Москва. Столица…
– Наша столица теперь – Минск.
– Ну, все равно…
На тротуаре стоит здоровый, коротко стриженый чувак, смотрит на нас.
– Добрый вечер, ребята.
– Привет, – отвечает Антон.
Я киваю.
– У меня к вам вопрос. Не хотите ли вы побольше узнать о боге?
Я повожу плечами.
У чувака в ухе болтается серьга в форме крестика.
– Видите – вы точно не уверены, хотите или нет. А значит, это может оказаться для вас интересным. Здесь рядом по воскресеньям проходят собрания – специально для тех, кто еще не уверен. Приходите.
Он достает из кармана две бумажки, распечатанных на принтере, дает Антону и мне. На бумажке – крест и надпись «Беседы о Боге. Первая Брестская, дом 3».
– Ну что, придете?
– Не знаю, может быть, – говорит Антон.
– Ну, приходите. Удачи во всем, и да поможет вам бог!
Стоим на «Спартаке» со шмотками. Антон держит ветровку и «ангору», я – кроссовок.
Ночью шел дождь. Под ногами – размокшие картонки и грязь. Рано, покупателей еще мало.
Первый раз я был на толкучке два года назад – на Быховском базаре. Тогда только еще появились «пирамиды» – голубые вареные джинсы с верблюдом на лейбле, – и все за ними гонялись. «Пирамиды» были левые, их привозили из Польши вместе с полосатыми теннисками «Lacosta» и черными майками «Chanel».
Я заканчивал восьмой класс, и родители
Все продавцы и покупатели толкались на узком пятачке, сбоку стояли рэкетиры со свирепыми мордами, наблюдали за тем, кто что продает.
«Пирамиды» были у многих, и просили почти все одинаково – триста рублей. Время от времени по толкучке пробегала волна, и слышались крики – рэкетиры на кого-то нападали.
Мы подошли к невысокому парню с «пирамидами». Мама спросила:
– Сколько?
– Двести девяносто.
Она начала рассматривать джинсы – проверять швы, щупать карманы, чтобы не было дырок. В этот момент из толпы вышли двое в кожаных куртках с дебильными рожами, один – маленький, стриженый наголо, второй – высокий и толстый. Высокий показал на джинсы.
– Сколько?
– Двести девяносто.
– Что-то дорого.
– Ничего не дорого – у всех вообще по триста.
– Ладно. Берем их у тебя за двести.
Пацан выхватил у мамы «пирамиды» и ринулся в толпу, эти двое – за ним. Толпа сомкнулась, и что было дальше, мы не видели.
Мы потом купили «пирамиды» за 295 рублей у толстой высокой тетки.
На остановке папа сказал:
– За рэкетиров надо сказать спасибо телевизору и газетам. Где-то в одном месте появились – и сразу про них узнала вся страна. Эти ребята занимались бы чем-нибудь другим, может, тоже криминальным, но другим, если бы не знали про рэкет…
Подходит красномордый курносый мужик, с ним – худой прыщавый пацан, лет четырнадцать. Мужик щупает кроссовок у меня в руке.
– Какой размер?
– Сорок первый.
– Сколько дерешь?
– Две с половиной.
Мужик сует пальцы в кроссовок, колупает грязным ногтем клей на подошве.
– А кожа натуральная?
– Не знаю, наверно.
– Все равно дорого. Сколько скинешь?
– Сотню могу, но это – максимум.
Мужик еще раз щупает кроссовок, кривит губы. Пацан тянет его за руку.
– Ладно, если что – еще подойдем.
По базару идет Малиновская – она вела у нас физику в одиннадцатом классе. Она – с мужем и дочкой, дочке лет двенадцать. Не замечает нас, проходит мимо. Антон говорит:
– Прикинь – если б Малиновская у нас кофту купила? Я б ей пару сотен скинул по старой памяти…
Мы смеемся.
Народу – все больше и больше. Из толпы выныривает пацан. Лет шестнадцать, стриженный наголо.
– А, вот – кроссы ничего! Какой размер, сорок второй?
– Да, – говорю я.
– Вот как раз деньги за практику получил, половину мамаше, половину себе. Мерить не буду. И так видно – самый раз.
Пацан отсчитывает деньги. Я достаю из сумки второй кроссовок, отдаю ему, сую купюры в карман. Пацан кладет кроссовки в пакет, отходит.