Варшавка
Шрифт:
Комбат не слишком удивился этой просьбе — и раньше, особенно минувшей тяжкой зимой, женщины во множестве просились в строй. Призывали по санитарным, связистским и иным не вполне строевым специальностям. Эта сразу попросилась в повара.
— Готовить умею, а ваш наряд на кухню будет поменьше.
И это ее объяснение, да еще, конечно, белозубая (милая, но не робкая) улыбка расположили Басина. Когда из рот посылали наряд на кухню, намерзшиеся на передовой бойцы норовили прежде всего отоспаться и потому работали не слишком уж напряженно: и мерзлую картошку половинили, и дрова рубили кое-как, только-только на подтопку, и вообще…
Когда они расстались, Басин, как истый мужчина, поглядел ей вслед. Он не мог не отметить, что этот его возможный боец, кроме всего прочего, обладает еще и отличной фигурой. Припомнив ее веселый взгляд, сдержанную, чуть загадочную, даже, пожалуй, хитроватую улыбку, усмехнулся: а чем черт не шутит, когда начальство спит… Ведь хороша!
Басин не предполагал, что этот день на многие месяцы вперед в чем-то определял его судьбу…
То, что он, получив звание, пришел в медсанбат к бойцам своего батальона, принес фляжку и даже чуть пригубил с ними, стало для него лучшей характеристикой. И медсанбатовцы и раненые много и долго рассказывали об этом дне, вырисовывая для себя образ настоящего командира-единоначальника.
— Ведь что у нас получается, — убежденно говорил замполит медсанбата, — забота, внимание к подчиненным стали как бы обязанностью политработников, а командиры остались в стороне. — Замполит, видимо, тоже искал оправданий реформе — отмене института комиссаров. — И если бы все поступали так, как этот комбат, дело пошло бы много лучше.
Раненые рассуждали по-иному: поджал Верховный, вот и зашевелились. Может, и другие вспомнят, как должны жить настоящие командиры, и вспоминали Чапаева.
— Тот ведь как говорил? "Я тебе в бою командир, а после боя приходи, я обедаю — и ты садись, я чай пью — и ты со мной чай пей". И правильно! Потому что одно дело делаем.
О басинском поступке спорили, гадали, не подрывает ли такое поведение авторитет командира-единоначальника, нет ли в поступках комбата опасного панибратства, заигрывания с подчиненными. Но так или иначе, а дивизионная молва признала Басина самобытным и перспективным командиром.
Сам Басин ничего не знал об этой молве, о своей славе. Он думал только о своих батальонных делах. Поспав до восхода солнца, он вместе со снайперами вышел на занятия и проверил жилинское предложение: маскировочные халаты и каски спрыснули водой так, как спрыскивают хозяйки белье перед глажением, и вываляли в снегу. Снежинки быстро примерзли к мокрому и поблескивали весело и затаенно. Басин откровенно радовался.
— Ну молодцы, ну рабочий класс! И на войне рационализацию не забыли. — Он улыбался широко и торжествующе — умел радоваться чужим удачам, но вдруг посерьезнел и задумался. — А что ты думаешь, Жилин… Об этом стоит доложить — пусть и другие пользуются.
Жилин так и не узнал, докладывал ли Басин по команде или нет, на следующий день его неожиданно вызвали к замполиту.
В просторной, отрытой снайперами и обихоженной саперами землянке, пахло хвоей и красками — на длинном столе лежали полосы бумаги (в батальон часто наведывались журналисты из дивизионной и армейской редакций, и Кривоножко выклянчил у них типографской бумаги-срыва). Замполит смело, даже чуть небрежно работал кистью:
"Каждому взводу — кочующую точку".
— Садись, Жилин. Нужен твой совет. — Он отложил лозунг и взялся за второй. — Вот затеваем новое дело — кочующие огневые точки. Разумеешь?
— Смотря как понимать… — уклончиво ответил Костя, с легкой насмешливостью и недоумением поглядывая на Кривоножко, — таким он его не видел.
Ни былой обиды, ни тем более прежней суровой озабоченности, сочетавшейся с некоторой величественностью. Были деловитость и некоторая приподнятость духа: человек делал интересное дело.
— Система, Жилин, получилась такая: загнал нас противник в норки, мы и сидим, радуемся — не дует. А нужно сделать так, чтобы противник все время жил накаленным, чтобы он лишился своей спеси. Для этого нужно думать и думать. Мыслить! Где взять силы, чтобы прижать фрица? А разве у нас ее мало? Одних пулеметов сколько, но все сидят и молчат. Так вот эту политическую и психологическую задачу можно решить тактически: на каждый пулемет подготовить две, три, а то и четыре временных огневых позиции. Вышел, пострелял или ответил на вражеский огонь и — в укрытие. В дзот!
Понимаешь? Каждый пулемет должен кочевать с одной огневой на другую, чтобы противник не мог его засечь… как, например, во время разведки боем. Придавил он нас тогда. А почему? Да потому, что по норкам сидели. А снайперы кочевали! Верно ведь? Вы ведь каждый раз стреляете с новой позиции?
— Н-ну… почти всегда. Но дело — стоящее.
— Вот! На собраниях и так… в личных беседах все — то же говорят — стоящее дело, однако сами вылезать из-под накатов не спешат. Побаиваются. Просят, чтобы днем их прикрывали снайперы. Можно организовать взаимодействие? Как ты мыслишь? — Жилин не спешил с ответом, и Кривоножко выпрямился и многозначительно сказал:
— Подчеркиваю — дело политическое. А ты кандидат партии и должен уметь думать.
— Это я понимаю… Прикрыть — прикроем… Только в таком кочевье нужно бы порядок навести. А то если каждый начнет в свою дуду дудеть…
— Молодец! — перебил его Кривоножко. — Сразу понял главное. У меня в этом вопросе некоторые разногласия… с комбатом. Он говорит, что никакого порядка в кочевье заводить не нужно. Фриц может быстро засечь этот порядок н заранее подготовить контрмеры. А мне кажется, что для организации взаимодействия такой порядок нужен.
Ты как считаешь?
— А что считать? Если днем, так лучше действовать по порядку, по графику, что ли… А ночью, когда мы прикрыть все равно не сможем, то, как считает капитан, кому как сподручней.
— Тогда так и решим — займись взаимодействием. Это тебе мое партийное поручение.
Дело новое, упустить нельзя. Под Сталинград отсюда никто из фрицев уйти не должен.
Понял?
Капитан посмотрел вслед Жилину и усмехнулся. Странно, но факт: нелюбимый им Жилин сейчас ему явно понравился. Вероятно, таким — независимым, когда дело касается его профессии, мастерства, немногословным — и должен быть настоящий солдат, специалист. Что ж разговаривать, когда "само дело кажет".