Варшавская Сирена
Шрифт:
— У меня только одно условие: доверие. Полное. Я не умею жить с людьми, которые мне не верят.
— Аннет!
— Анна.
— Я хотела как лучше, думала, что моим долгом…
— Да. Я знаю.
Все считали, что они должны заниматься ее судьбой. Бедная, всегда напуганная пани Алина! Откуда же она могла знать, что в ее библиотеке между пыльными стеллажами неожиданно вырастет и зацветет каштан из далекой бретонской страны, называемой Арморик?
О том, какая буря бушевала на Хожей, свидетельствовал вид Кристин, вбежавшей в комнату Анны с пятнами на лице и с красными от слез глазами.
— Мадам Корвин не хочет о тебе даже слышать,
— А что же Адам?
— Молчал. Адам знает, что в те минуты, когда она жалеет себя, ее убедить невозможно. Только когда мадам выдохлась и заплакала, он что-то стал говорить ей, объяснять, умолять. Я не могла этого вынести и убежала.
— Доктор на ее стороне?
— Этого я не знаю, кажется, нет.
Неожиданно Кристин протянула руку и кончиками пальцев коснулась плеча Анны. Она сказала медленно, как бы с трудом выдавливая из себя слова:
— Неужели ты не можешь бросить все и вернуться в Геранд? К своим?
Они смотрели друг на друга какое-то время, и Кристин первая опустила глаза.
— Тетя, а вы могли бы? Ведь вас связывает с этими людьми только многолетняя привычка? Дружба, а не любовь?
— Что ты можешь об этом знать, что ты знаешь, — прошептала Кристин, еще ниже опуская голову.
— Тогда поехали в Париж. Вместе.
— Нет, нет, нет!
Какое-то время они молчали.
— Ты любишь его, — с какой-то грустью наконец сказала Кристин.
Анна ничего не ответила, но достаточно было посмотреть на ее внезапно преобразившееся лицо, на глаза, устремленные куда-то в пространство, мечтательные и горящие, чтобы понять, какие чувства ее обуревают, чего она жаждет.
Кристин встала.
— Выслушай меня. Лучше пока не показывайся на Хожей и попытайся склонить на свою сторону маршальшу. За это время мадам успокоится, остынет, возможно, примирится с тем, чего все равно избежать невозможно. Адам бывает таким же упрямым, как его мать, и в конце концов…
— Он настоит на своем?
— Кто знает, все может быть. Но сейчас езжай в «Мальву», беги отсюда.
Она слышала эти слова не первый раз. Беги отсюда, Анна-Мария. Беги, Анна.
К удивлению всех, Адам не стал вести дальнейшие переговоры, но и не покорился матери. Он просто ушел из дома, взяв с собой несколько чемоданов, что привело в ужас даже Кристин.
— Может, он не собирается возвращаться?
— Неужели Адам поехал в Константин? — допытывалась Анна.
— Нет. Мадам вчера ездила туда, хотела привезти его обратно, но застала только маршальшу; происшедшее не столько удивило ее, сколько рассердило. Кажется, в «Мальве» дошло до бурной сцены, потому что пани Корвин вернулась такая расстроенная, что мы все это заметили. Потом ночью я еще долго слышала ее истерические рыдания, она обвиняла доктора в равнодушии, в слабости… А сегодня мадам только беспокоится о сыне. Где он? Что с ним случилось?
В течение двух дней об этом не знала и Анна. На третий день поздним вечером в библиотеке на Познаньской зазвонил телефон.
— Ты? Только сейчас? Но почему, почему?
— Чтобы никто не смог нас обвинить в сговоре. Мать никогда не простила бы тебе, что ты знаешь больше, чем она.
— Ты где?
— У своего коллеги и друга. Впрочем, ты его знаешь, это Константин, мой шафер. Почему ты молчишь? Анна! Ты слышишь меня? Анна?
Она слышала его, но была не в состоянии что-либо ответить. Наконец заговорила прерывающимся, немного охрипшим голосом:
— Не оставляй меня одну. Вернись, прошу тебя,
— Только не на Хожую. А у тебя я могу быть через несколько минут.
— Неужели ты так близко?
— Я всегда возле тебя, даже когда меня нет рядом. Но я хотел бы проучить тех, кто собирается сделать из меня второго дядю Стефана. Ты снова молчишь? Алло! Алло!
— Так когда же? Где?
— Через полчаса в маленьком кафе на улице Эмилии Плятер. А потом мы вместе поедем в «Мальву». Я хочу попросить буню, чтобы она заступилась за нас и чтобы ты могла пожить у нее — независимо от того, хотят этого мои родители или нет.
— Адам…
— Я знаю, что будет нелегко, но не вижу другого выхода. Я жду тебя. Анна, ты слышишь меня?
— Да. Да…
И неожиданно все изменилось. Пани Рената, после долгого разговора с прабабкой, согласилась на их брак, только бы Адам вернулся, без него дом пустой и мертвый. Рассказывая об этом Анне, Данута не могла скрыть обиды и злости.
— Он, только он, мы с Олеком никогда для нее ничего не значили. Если бы не Кристин, я чувствовала бы себя на Хожей совсем чужой. Обещай мне, что теперь, когда Эльжбета далеко, ты постараешься ее заменить.
— Но ведь у тебя есть отец…
— Знаю, папа очень хороший, но он все время занят. Так обещаешь?
— Да, обещаю. Знаешь, у маршальши мы все время будем вместе, как когда-то в Пулигане.
В Константине все было как год назад. Вверх тянулись розовые и пурпурные мальвы, прабабка играла в теннис и гоняла Крулёву на дальние прогулки.
— Пусть двигается, а то заржавеет, — объясняла она Анне. — Я не могу позволить, чтобы Крулёва состарилась раньше меня, где мне тогда найти человека с такой же бессонницей, как у меня, да еще безропотно сносящего все мои капризы и причуды, свойственные девушкам в период созревания? Именно в этом секрет моей молодости, я постоянно чувствую себя подростком. Ваш император, сосланный на Эльбу, велел выбить на доме, в котором он жил, надпись: «Наполеон везде счастлив». Над крыльцом этой виллы я должна вырезать: «Прабабка всегда молода». Не кажется ли тебе, что судьба наградила меня необыкновенными качествами; благожелательное отношение, интерес ко всему и к тем, кто только входит в жизнь, — так я вырабатываю противоядие против старости. Я помолодею на столько дней, сколько проведу с тобой. Пойдем, ты мне еще раз расскажешь о первом купании в океане экс-консула. Его не кусали бешеные собаки, это ясно, но, поскольку бретонцы и солдаты не скрывали своего неодобрения его поступком, был ли он тогда счастлив? Стоит подумать над этим еще раз. Значит, можно быть довольным собой независимо от того, что считают люди? Все здешние беззубые старушки осуждают меня за то, что я подкрашиваю волосы, но ромашка — средство натуральное. И не моя вина, что, когда у меня выпал один из верхних зубов, полгода спустя вырос новый, укрепив мою надежду на то, что я побью рекорд долголетия деда. Ну ты знаешь, того, который в девяносто лет упал с высокой яблони.
Адам ежедневно приезжал после занятий в политехническом институте, но — к удивлению Анны — никогда не оставался в «Мальве» на ночь. Несмотря на всю свою экстравагантность, прабабка в этом была похожа на Ианна ле Бон, она придерживалась старых принципов поведения девушек, сохранившихся от прошлого века, возможно даже и ханжеских, но — как она говорила — без явного распутства или хотя бы двусмысленной свободы.
— Раз уж не берешь девушку из доброго шляхетского гнезда, пусть я по крайней мере буду уверена, что ты возьмешь бедную, но… Не смейся. Я знаю, что она порядочная девушка. Поэтому я и не хочу, в частности из-за Стефана, никаких сплетен, не должно быть и тени подозрений.